На суше и на море - 1986

Уличные циркачи. Два щуплых атлета кидают Друг другу над толпой зевак и ловят крохотную девчушку. У девочки окаменевшее личико и округлившиеся глаза. Только платьице вздувается парашютиком, когда, достигнув предельной высоты, она падает вниз.

Многие из этих картин можно увидеть и в Новом Дели.

… Рикши и тачечники в основном обслуживают Старый Дели. В Новом Дели у гостиницы «Империал» таксисты ночуют в машине или на деревянных кроватях (случается и по двое), поставленных прямо на тротуаре, — самый ранний пассажир достанется им.

Гостиничный ресторан закуплен: свадьба. Гостиница стоит в глубине небольшого парка. Деревья вдоль аллеи, как новогодние елки, украшены разноцветными электрическими лампочками. Жениха подвезли на белом коне. Лицо его занавешено бахромой из бус… Родня невесты роится у входа. Все празднично одеты. У стариков на боку старинные кривые мечи. Начинаются ритуальные подношения подарков родней невесты родне жениха: отец — отцу, мать — матери, дядя — дяде, брат — брату… Шаль, шарф, бусы, перстни, сережки — все это тут же примеряется, надевается. Раздаются возгласы одобрения и радости. Даритель заключается в родственные объятия. Все это происходит в строгой последовательности под руководством старого «гуру».

А хор поет славу жениху и невесте. Традиционные песни о том, как смел да хорош собой жених, о том, что невеста станом стройна, как молодое деревце, а лицом бела, как коровье молоко. Интересный факт: сами индийцы весьма смуглы, южане так просто черны, а вот белокожесть считается признаком предпочтительным.

Когда все перезнакомились, когда «гуру» сказал все приличествующие случаю слова, начинаются танцы. Музыканты играют нечто быстрое — свищет кларнет, гудит бубен. Танцуют, мягко перебирая ногами, кружась и подпрыгивая. Среди взрослых разнаряженные детишки. Щелкает вспышкой фотограф — настают глубокие сумерки. А невесты нет. Она дома. Все решится и без нее.

В центре Нового Дели на огромной площади, обсаженной деревьями и засеянной травой, — могила Неизвестного солдата с вечным огнем.

В окрестностях Дели в деревне Райшна есть колодец. В него при разгроме антиколониального восстания озверевшие каратели бросили живьем всех жителей деревни. Это произошло почти за сто лет до Хатыни. Колодцем не пользуются. По поверью — он полон крови.

И в заключение о легендарной железной колонне. Семь тонн железа — бурый, покрытый ржавчиной столб. Особенно страдает от коррозии цокольная часть — здесь более сыро. Но кончается муссон, и радужно разливается у ее подножия человеческое море. Туризм в Индии очень популярен и не является монополией иностранцев. На 1 миллион зарубежных туристов приходится 10 миллионов своих.

Существует поверье: кто обнимет колонну, став к ней спиной, у того не будет препятствий в исполнении желаний. Потому колонну называют «колонной счастья». Каждый старается обнять ее: всем хочется счастья. И вот на уровне человеческих рук ржавчина сходит и начинает светиться чистый металл.

Когда площадь стихает, на макушку колонны садятся отдохнуть пролетающие мимо горлицы.

Вилен Разин

ГОРОД, КОТОРЫЙ СНИТСЯ

Очерк

Художник В. Родин　

Поезд замедляет ход. Замедляет, или это мне только кажется? По времени пора. Пора!

За окном вечер в обнимку со степью. Сумерки все плотнее… Не проглядеть бы мост.

Меня, признаться, немного трясет. Чудно, право: дожил до седых волос, а вот поди ж ты!.. Наплывом громоздкие фермы, темный провал реки и там, понизу, слабые, теплые взблески. Чаган!

Теперь уже совсем близко. Минута-другая — поезд остановится, и я сойду, ступлю на эту землю.

В голове какое-то коловращение, мельтешение мыслей. Настойчивее всех прочих мысль о… клумбе. Большой цветочной клумбе по ту сторону вокзального здания. Эта мысль возвращается вновь и вновь, пока выхожу, иду по перрону, жадно всматриваясь, узнавая и не узнавая…

Целую жизнь назад, ополночь, лежал я на краю этой самой клумбы, подстелив пиджачок, уткнув голову в душистые заросли. Глядел на звезды, поджидал дружка. Сторожил наши тощие рюкзаки, не рюкзаки — так, мешочки с дорожным припасом. Прощался с городом, со всем, что оставлял. Было то в далеком сорок первом.

Скорый наш сильно запаздывал. Провожавшие истомились и были отпущены, друг пошел прогуляться перед дорогой.

Мы с ним, как бы это сказать, выбились из ранжира. Ждали повесток, а тут объявление: летная школа (военная, разумеется), дополнительный набор, ускоренный выпуск… И ехать недалеко — в соседнюю область.

Мчимся на пункт приема, открытый в городе. Такой вдруг шанс, такая перспектива! Поучимся недолго — и летать, воевать в воздухе. Предел мечтаний!

Все комиссии, сколько их там было, прошли с ходу, получили направление — официальный бланк с печатью, железнодорожный литер. Еще в военкомат — и дело сделано. Считай, почти что авиаторы. «Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор…»

У военкома было серое от недосыпания лицо, темные, набрякшие подглазья. Он часто пыхал папиросой, глядя в наши бумаги.