На суше и на море - 1986

18.45. Балыбердин и Мысловский связались с базой и узнали, что к ним навстречу вышла двойка из пятого лагеря. Сообщение обрадовало и расслабило одновременно. Балыбердин прошел мимо собственных кошек, вместо того чтобы надеть их: «Очень не хотелось останавливаться и снимать меховые рукавицы на таком морозе. А о том, что через пару часов мы выйдем на скользкую черепицу, не думал. Пожалуй, соображал я тогда плохо». Состояние Мысловского было не лучше. Он еле шел. Подступали сумерки. Вскоре у него кончился кислород. И без того черепаший темп спуска вовсе замедлился. Пустой баллон выбросили. Немного погрохотав, он улетел в бездну. Этот звук слышала двойка, идущая на помощь из пятого лагеря.

20.00. Бершов и Туркевич преодолели пояс рыжих скал. Подошли к основанию крутого скального взлета. У его основания неожиданно наткнулись на остатки палатки. Потом увидели тонкие красные веревки, провешенные кем-то на скалах. (Начиная с Западного гребня путь советских альпинистов совпадал с маршрутами некоторых предыдущих экспедиций.) Около веревок заметили следы первой штурмовой двойки — значит, идут верно. Стемнело. Начался снегопад. Правда, луна время от времени проглядывала сквозь облака, заливая все вокруг холодным серебряным светом. Горный рельеф приобрел совершенно иной вид. Стало трудно ориентироваться, правильно определять расстояния.

Искрящиеся в лунном свете Нуппзе и Лхоцзе казались совсем рядом. Теневая сторона гребня, по которому они шли, выглядела абсолютно черной и бесконечной. Только бы не проскочить терпящую бедствие двойку: возможно, Балыбердин и Мысловский спускаются по противоположной стороне гребня. Конденсат, что выбрасывался из клапанов кислородных масок, покрыл сплошной коркой льда ветрозащитные куртки. При каждом движении они потрескивали, и казалось, вот-вот рассыплются на ледяные кусочки. До вершины оставалось недалеко. Неужели Балыбердин и Мысловский прошли так мало? Сняли маски и закричали — никто не отозвался.

21.00. Пройдя еще немного, Сергей Бершов поднялся на вершину гребня и снова крикнул. Ему тут же ответили с другой стороны, с той, что освещалась луной. Наконец через три часа подъема они услышали голоса Балыбердина и Мысловского. Метров на двадцать ниже на фоне голубоватого снега чернели их фигуры. Один стоял, опираясь руками о камни. Другой сидел под огромной скальной глыбой. Быстро спустились вниз по склону гребня. Эдуард Мысловский (это он сидел под скальной глыбой) поднялся навстречу товарищам… и сразу сел.

— Как вы? — спросил Туркевич.

— Нормально, — ответил Мысловский.

— Очень холодно… тяжело… — добавил Балыбердин.

Они с трудом выговаривали слова, делая длинные паузы, чтобы отдышаться. Силы совсем оставили их. Больше всего они нуждались сейчас в спасительном кислороде. Надели на них маски, подключили баллоны. Через несколько минут Мысловский и Балыбердин пришли в себя и смогли нормально разговаривать. Попили теплого компота, пожевали инжир и орешки, проглотили тонизирующие таблетки, которые предусмотрительный Орловский посоветовал взять из аптечки пятого лагеря. Подышав кислородом и немного подкрепившись, Балыбердин и Мысловский явно приободрились и повеселели.

«Подумайте, ребята, сможете пока спускаться сами?» — спросил Бершов. «Давайте, — ответил Балыбердин, поняв, что стоит за этим вопросом, и добавил — До вершины часа три-четыре ходу». В это трудно поверить. По расчетам Бершова и Туркевича, встреча с первой штурмовой двойкой произошла где-то на 8750.

21.30. В базовом лагере, который уже несколько часов был в полном неведении относительно того, что происходит наверху, раздался голос Туркевича:

— Евгений Игоревич, мы дали им кислород и накормили. До вершины полтора-два часа ходу…

— База! База! Я — группа один. В моей рации кончается питание… Отвечайте быстро. Ребята хотят идти на вершину. Мы чувствуем себя нормально, спустимся самостоятельно. Можно им идти? — добавил Балыбердин.

— Нет! — категорически перебил его Тамм.

— Почему нет? Сейчас луна светит и ветер стих. Мы быстро догоним ребят, — закричал Бершов, выхватив рацию у Балыбердина.

В этот момент по закону подлости село питание. Ответа руководителя экспедиции они не услышали. Евгений Тамм, который все последние часы не мог оторвать глаз от далекого предвершинного гребня, судорожно размышлял: «Действительно, почему нет? Надо подумать, но все время мешает, просто давит мысль, что связь опять может прекратиться… Допустим, они спускаются в пятый лагерь, а там еще двое. Шесть человек в маленькой палатке. Двое из них предельно уставшие и беспомощные. Это не отдых перед тем, как одним продолжать долгий спуск, а другим идти на штурм. А кислород! Хватит ли его?»

К счастью, рация у Балыбердина еще работала, и из нее донесся вопрос Тамма:

— Сколько у вас кислорода?

— По триста атмосфер на каждого, — тут же ответил Бершов.

— Хорошо… Идите… — после некоторой паузы послышалось из эфира.