На суше и на море - 1986

С наступлением рассвета надо выходить вверх. Он наступил почти мгновенно, залив все вокруг зеленовато-голубоватым светом. Настроение улучшилось. Даже сил вроде бы прибавилось. Начали готовиться к выходу из лагеря. Было около 6 часов утра, когда они неожиданно для себя услышали голоса. Первым в палатку ввалился Бершов. За ним — Туркевич. Вчетвером помогли забраться в палатку Мысловскому и Балыбердину. Почти сутки проходили они в связке по Эвересту — восемь часов к вершине, пятнадцать — к лагерю V. Это был долгий и бесконечно трудный путь. Пожалуй, самый трудный в их спортивной жизни.

Вот что напишет позже в своем дневнике Владимир Балыбердин, напишет откровенно, не боясь в какой-то степени принизить цену своей победы над Эверестом: «Не знаю, сколько еще времени я мог бы продержаться. Когда у меня кончился кислород (тот, что принесли Бершов и Туркевич), я отдыхал через каждые несколько метров. Не было ощущения, что вот-вот кончатся силы. Они давно уже кончились. Организм вошел в режим какого-то безразличного состояния, когда непонятно — то ли он будет работать бесконечно, как вечный двигатель без притока внешней энергии, то ли внезапно откажет в совершенно непредвиденный момент. Казалось, что в палатку я вполз на самом последнем пределе. Но где этот последний предел? И что после него? Пожалуй, никогда за свою альпинистскую жизнь я не был так близок к концу. И до сих пор не могу толком понять, в чем причина, где ошибка…»

Наконец четверка победителей Эвереста оказалась в теплоте палатки, где есть еда и питье, где можно отдыхать, не двигаясь и не боясь замерзнуть. Иванов и Ефимов помогли раздеться Мысловскому и Балыбердину. У Эдика почернели фаланги пальцев на руках и ногах. Состояние Володи намного лучше. Хотя пальцы онемели, их цвет нормальный — значит, через несколько дней они полностью восстановятся. Шестерым слишком тесно. Выбравшись наружу, Иванов и Ефимов долго возились, пытаясь надеть на морозе кошки. Снова забрались в палатку. В тепле им удалось наконец привязать «непокорные» кошки к ботинкам. Попрощались с ребятами. Пора выходить на штурм.

День Победы

В 6.30 Валентин Иванов и Сергей Ефимов, взяв по два «неприкосновенных» баллона (этого хватит при расходе двух литров в минуту примерно на 10 часов работы), вышли из лагеря V. Они шли к вершине довольно медленно: то у одного, то у другого соскакивали кошки. Приходилось часто останавливаться, чтобы помочь друг другу надеть их. Наконец они оказались на уровне Южной вершины Эвереста. Главная вершина, скрытая облаками, была где-то совсем рядом. Неторопливо, но уверенно преодолевали они последние десятки метров. В 13.20 они достигли цели.

Первым делом решили отснять панораму, пока ее не успели занавесить облака. Промерзшая насквозь камера не работала. Ефимов засунул ее под пуховку, и минут через десять она «ожила». «Отхожу на край вершины, — вспоминает Валентин Иванов, — даю наезд на лагерь американской экспедиции, расположенной на леднике Ронгбук, потом перевожу камеру на Ефимова, крепящего к треноге вымпел Уральского политехнического института. От него — вниз на окружающие горы. Я очень рад своей находке. Это лучшее, что мне удалось снять в жизни. Но Сережа открывает кинокамеру, а там «салат» — клубок перепутанной пленки. Обидно до слез. Но ничего больше сделать нельзя. Пленка кончилась. Вынимаем кассету, а камеру оставляем на вершине. Теперь в ход пошли фотоаппараты».

По просьбе, офицера связи в очередной раз подробно описали все, что видели на вершине и вокруг. На леднике Ронгбук виднелись две маленькие точки, приближающиеся к американскому лагерю. (Одновременно с советской экспедицией Эверест штурмовали со стороны Тибета еще две — американская и английская. Из-за плохой погоды, потеряв несколько человек, обе экспедиции затем отказались от штурма.) На вершине Иванов и Ефимов пробыли 1 час 40 минут…

Ждать их возвращения не имело смысла. На 8500 слишком мало кислорода. От лежания в палатке сил не прибавится, скорее наоборот. Надо спешить вниз, туда, где густой воздух поможет восстановить силы. С трудом Бершов и Туркевич разбудили задремавших товарищей. Надели Мысловскому и Балыбердину ботинки и кошки (руки их плохо слушались), напоили чаем. Заклеили пластырем дыру, что только что прожгли в палатке примусом, и выбрались наружу. Все вокруг занесено снегом. Бершов ушел вперед протаптывать тропу и откапывать веревочные перила. За ним Туркевич с Мысловским, последним — Балыбердин. Он отдохнул и чувствовал себя неплохо, снова шел без кислорода. Начались острые заснеженные гребни, что тянутся до четвертого лагеря. Здесь уж хочешь не хочешь нужно спускаться по одному.