На суше и на море - 1987

Не ярко, но горячо, не по-московски светило солнце на каком-то не очень голубом, в белом мареве небе, несмотря на то, что было еще вроде и рано. Девять часов утра. Пароход шел дальше. Немногочисленные пассажиры уехали или ушли по пыльной широкой дороге к видневшимся вверху домикам. А мы оттащили наши пожитки метров на сто в сторону от плавучей пристани и, стоя у быстро несущихся мощных потоков воды, смотрели вдаль. За нашими спинами гора высокого берега, впереди еле возвышается над водой тоненькая зеленая полоска противоположного берега. И такой маленькой, беспомощной показалась наша группа и все наше, казалось, мощное оснащение на берегу этой реки-великана. «Там, за низменным, заросшим лесом берегом, и течет наша Ахтуба. Добираться туда будем уже сами, на байдарках», — сказал Леня. Он был уже здесь один раз. Кроме того, он великий рыбак. Да и идея поездки его. Поэтому он командор нашей экспедиции, командор по праву. Там, на той стороне, где мы собираемся остановиться лагерем, нет поблизости селений, поэтому первое, что мы с Леней должны сделать, — подняться в поселок и купить хлеба буханок десять — пятнадцать, купить наконец обещанных бычьих сердец, залить бензином привезенные для этого баки. Мы освободили рюкзаки, выложив на прибрежный песок их содержимое, и пошли вверх по уже пустынной дороге. И чем выше мы поднимались, тем яснее становилось, как могуча, велика здесь была река. Еще с обреза воды мы видели — далеко у самого того берега плывущий вниз крошечный танкер-нефтевоз. Сверху, от поселка, мы увидели еще один, но теперь стало ясно, что он плывет не у того берега, а скорее у нашего, но, несмотря на это, все-таки так далеко, что выглядел он крошечным.

В поселке меня постигло первое разочарование. Бычьих сердец не было. Мне объяснили, что это лето в здешних местах особенное. Дуют холодные сильные ветры. Поэтому бычьи сердца будут позднее.

Я принял эту новость без удивления. Конечно, так и должно было быть. Так же случится и с рыбой. Собственно, слово «рыба» было у нас запрещенным словом. Мы решили — чтобы не спугнуть возможную удачу — никогда не произносить это слово, заменив его начальной буквой «Рэ». Дети с восторгом приняли эту игру. «Папа, ты все-таки думаешь, что мы поймаем хоть одну большую Рэ?» — спрашивал меня Саша снова и снова, проверяя, не забыл ли я наши правила.

— Да, Леня, если с Рэ случится то же, что и с бычьими сердцами, — это будет ужасно, — говорил я.

— Не бойся, хотя бы одна большая Рэ тебе гарантирована, — утешил он.

— А мне кажется, что это может случиться. Ведь нам же сказали, что лето сейчас необычное, никто не помнит такого. То же получится и с Рэ. Все будут говорить, что в прошлом году она ловилась, будет ловиться в следующем, а в этом (потому что я приехал за Рэ) она почему-то не клюет. Это же так обычно для меня.

И вот собраны байдарки, рассован в нос и корму, и по бокам и под себя, весь объемистый багаж. Посажены на передние сиденья дети и на средние — женщины, и мы с Леней, засучив повыше брюки, сталкиваем наши утлые суденышки на глубину, с тяжелым чувством сталкиваем. Над рекой ветер и даже у берега — жесткая волна, а между далекой полоской противоположного берега и нами лишь немного синего — у нашего берега, а дальше — много-много белого на грязном серо-синем фоне. Неужели там барашки на волнах? Эх, сколько бы я сейчас дал, чтобы не переправляться по такой воде! Но делать нечего, Леня плавает на байдарках много лет. Раз он, правда мрачновато, сел в свою глубоко осевшую, подхваченную течением лодку, значит, и мне пора.

И мы поплыли, решив плыть прямо поперек реки, а не бороться со сносом. Отошли метров пятьсот и вдруг поняли, почему на воде барашки. Мы вышли из ветровой тени высоченного берега, и ветер здесь гулял вовсю, срывал и бросал на нас пену с гребней, байдарка скрипела и наклонялась, податливо пропуская очередную волну, которая почти заливала через борт. Решили повернуть чуть против течения. Тогда волна не будет бить в борт, мы встретим ее носом.

— Папа, можно я влезу поглубже в нос лодки? И накрой меня чем-нибудь с головой, — вдруг захныкал сын.

— Конечно, можно. Валя, накрой его с головой непромокаемым фартуком лодки.

Сын ухитрился найти себе пространство в, казалось, заполненном до предела носовом отсеке, влез туда почти целиком и, не дожидаясь Валиного фартука, стал вдруг с головой накрываться одеялом, которое было подложено под его сиденье.

«Страшно стало маленькому, а ведь ни разу не попросил — давайте вернемся», — мелькнула мысль. Это потому, что верит, целиком доверяется мне. Знает, что ничего плохого не произойдет, если он с папой. Эх, если бы он знал, как не уверен сейчас в этом его папа. Он, папа, верит Лене. Пока. Ну а что, если и Леня думает сейчас ту же думу?

Лодка стала чуть-чуть неправильно по отношению к волне, накренилась, и край волны, пробегая от носа к корме, перелился через бортик по всей его длине, сразу намочив часть вещей. На дне появилась вода.

— Ой, — вскрикнули в один голос и Саша, и Валя.