На суше и на море - 1987

Ученым же это было лишь на руку. На острове Атомирис астроном Горнер оборудовал обсерваторию для наблюдений за небесными телами. Но главное — надо было проверить хронометры. Без оных не определишься, не проложишь курса в открытом море. На обоих судах экспедиции было по нескольку надежных хронометров. Но погрешности их хода постепенно нарастали, особенно в тропических морях.

Оба натуралиста и вовсе сбились с ног. Казалось, природа явила здесь свое изобилие. В лесу то и дело попадались еноты, броненосцы, агути. Трудно было привыкнуть к реву цепкохвостых обезьян-ревунов, пронзительным крикам пестрых попугаев. В мире пернатых удивительными для глаза моряков были не только они. Чего тут только не было — от крохотных колибри до громадных голошеих грифов. Реки кишели аллигаторами, зеленые джунгли — змеями, жабообразными земноводными. И всюду тучи бабочек самых разнообразных, часто причудливых форм и расцветок. А чуть стемнеет — в воздухе и на земле мириады светящихся точек.

Лангсдорф первое время жил на корабле, но вскоре с другими членами экспедиции переселился в поселок Дестерру на острове, а там и на континент перебрался в дом местного натуралиста Каллейры.

Вернувшись на остров, вместе с офицерами «Надежды» и астрономом Горнером предпринял шлюпочный поход вдоль побережья Санта-Катарины. Стремительно разрастались гербарии, коллекции членистоногих, насекомых, рыб. Где еще встретишь столь благословенную землю, чтобы можно было собрать такие редкости? Порой затрудняешься, к какому классу отнести тот или другой организм. Часто Лангсдорф советовался с Тилезиусом, пользовался его справочниками.

В самой чащобе ютились хижины индейцев, оттесненных сюда португальскими колонизаторами. Знакомясь с их обычаями, нравами, составляя словарь местного языка, Лангсдорф ужасался бедственному положению индейцев. А на побережье — картины, от которых просто щемило сердце. То и дело подходили корабли с живым товаром из Анголы и Мозамбика. С рабами обращались хуже, чем со скотом..

Моряки с «Надежды» и «Невы» усердно махали топорами, заканчивая плотницкие работы. И почти каждый день на дороге, ведущей в резиденцию губернатора — крепость Санта-Крус, появлялись поручик Толстой и надворный советник Фос. В крепостных стенах, вероятно, легче дышалось в полуденный зной. Возвращались они обычно с вечерней прохладой.

Но вот неразлучная пара появилась на берегу, когда матросы отдыхали в тени после обеда. Оба капитана обсуждали план предстоящих работ. Вдруг в стороне послышался шум, раздались громкие возгласы. Взглянув в ту сторону, Крузенштерн и Лисянский увидели, что поручик избивает тростью матроса Филиппа Харитонова, а тот тщетно пытается защищаться от ударов, закрыв голову руками. Фос со своим всегдашним бесстрастным выражением наблюдает за этой сценой, стоя поодаль.

Капитаны скорым шагом подошли к месту действия.

— За что вы бьете матроса? — спросил Крузенштерн гневно, одновременно перехватывая в воздухе трость, готовую опуститься на голову Харитонова.

Поручик, почувствовав, что трость в крепких руках, взялся было за шпагу. Но ее резким движением вдвинул в ножны Лисянский.

Поручик попятился назад:

— Зачем матрос не тотчас принялся исполнять приказание, данное ему, — отнести подарок губернатора на корабль? Впрочем, какие тут могут быть объяснения? Извольте не мешать наказанию!

Только теперь Крузенштерн увидел, что у ног поручика валяется клетка с отчаянно верещащей обезьяной.

— У нас, господин поручик, на корабле нет телесных наказаний, — отчетливо проговорил Крузенштерн, все еще держа трость Толстого.

— То-то я вижу, — фыркнул поручик, — как идет работа. — Он указал на отдыхавших в тени матросов.

— Бездельники! — послышался голос Фоса. — Так мы никогда не двинемся с этого острова.

Крузенштерн не удостоил его ответом. Почувствовав на себе холодный взгляд серых глаз, Фос повернулся и зашагал прочь. Подхватив клетку с обезьяной, за ним пошел и Толстой.

Крузенштерн отшвырнул трость.

— Иди отдыхай, братец, — обратился он к Харитонову. — Сегодня много потрудиться придется. Ну, что скажешь? — повернулся он к Лисянскому.

Тот смотрел вслед удалявшимся фигурам. Глаза его уже смеялись.

— Эх, Иван Федорович, с огнем играешь. Фос-то надворный советник. Это по нашей морской службе капитан второго ранга. Мы же с тобой чином ниже…

— Вон и обезьяну ту можно в мундир обрядить, — не принял шутливого тона Крузенштерн, — что же с ней делать прикажешь?

Как ни торопились с ремонтом, а огибать мыс Горн пришлось в самое неблагоприятное время. И потому, когда покидали Санта-Катарину, капитаны договорились, что в случае, если буря разлучит суда, свидеться у острова Пасхи или у Маркизских островов.

Так и получилось. На широте мыса Горн их настиг шторм от зюйд-веста, который по свирепости превосходил бурю, трепавшую корабли в Северном море. А на гороподобные волны было страшно смотреть. На другой день вместо того, чтобы умягчиться, как уповали моряки, шторм не ослабил, а еще и усилил свирепство свое. При внезапных шквалах холод пронизывал до костей, угнетая всех чрезвычайно.