В самом городе я осмотрел любопытные каменные бани очень старой постройки, любовался павлинами в саду мечети бабитов. Само появление этой мечети в старом Ашхабаде интересно. Религиозная секта бабидов, возникшая в XIX веке в Иране, подняла антифеодальное восстание; оно было подавлено, и приверженцы этой секты, изгнанные из Ирана, обосновались в Ашхабаде.
Но всего интереснее был настоящий восточный базар, где в лавчонках, да и прямо под открытым небом выставлялась масса туркменских изделий, начиная с обуви и туркменских халатов и ковров до самых причудливых украшений с полудрагоценными камнями и обилием бирюзы. Много было и различных конских украшений: сбруя с накладным серебром, уздечки с бирюзой и раковинками каури. Особенно меня привлекли чарыки — местная обувь, веками приспособленная для ходьбы по сыпучему песку. Сделаны они из целого куска мягкой кожи, со вздержкой из ремешка по верхнему краю и очень похожи на мокасины североамериканских индейцев. Чарыки не вязнут в песке и, затянутые сверху, не пропускают песок внутрь. Я решил купить их, и потом они мне очень пригодились, особенно когда пришлось много идти пешком по сыпучему песку барханов. Приобрел я и толстые шерстяные носки-джурабы, что предохранило мне ноги от потертостей их стременами, и, конечно, плетку (камчу) и пчак (нож) с арабской вязью на клинке, в ножнах, разукрашенных цветными ремешками. Кожу туркмены дубили специальным дубильным растением — тараном, и она приобретала от этого красный цвет, почему все изделия из кожи, включая и чарыки, были красные.
Наконец 21 апреля наш караван вышел из Ашхабада. Апрель — весенний месяц даже в Каракумах, и не было той жары, какая стоит с мая по сентябрь, когда совсем нет дождей и температура в тени поднимается: до 50°, а почвы — до 80°. Караван построили в походном порядке — впереди верблюд Анна-Ураза, за ним, ступая в затылок друг другу, растянулись остальные. По бокам каравана едут всадники, одни на лошадях, другие на ослах. Весьма колоритную фигуру представляет наш завхоз Никифоров: он едет на осле, длинные ноги завхоза чуть не волочатся по песку, над головой он держит огромный зонт. Последний арык с водой, последняя свежая зелень люцерны, последний взгляд на тающий в дымке белоснежный хребет Копет-Даг. Берем направление на север, и вот уже начинаются пески, так называемые незакрепленные барханные. Они безжизненны, и только во впадинах между барханами встречаются редкие злаки и осока. Они вовсю зеленые, но жизненный цикл у них короткий. Они эфемеры. Их рост и развитие скоро закончатся, образуются семена, а стебли и листья засохнут. До следующей весны, когда обилие влаги снова вернет их к жизни.
Кое-где попадается серая пустынная полынь и темно-зеленые кустики гармалы — травы дервишей. В то время я не раз видел, как на восточных базарах дервиши расхаживали перед лавками торговцев, размахивая половиной кокосовой скорлупы, подвешенной на медной цепочке. В скорлупе на углях дымились стебли гармалы, издававшие резкий характерный запах. Дым этот должен был способствовать щедрости торговцев. Зная это, они давали дервишу кто кусок лепешки, а кто бросал ему медную монету.
Скоро мы стали замечать и активную жизнь исконных обитателей песка. Тут и там во множестве бродили жуки-чернотелки, оставлявшие на поверхности бархана цепочки ажурных следов; к вечеру появилась масса навозников. Очевидно, их обилие было связано с весенним временем года. Медленно шествовали по песку крупные черные жуки — медляки Фауста. При приближении человека они принимали угрожающую позу, высоко задирая заднюю часть тела. Часто встречалась чернотелка стернодеса с белыми продольными полосами на черном фоне надкрыльев и чернотелка пистеротарса. Если я брал ее в руки, она издавала резкий звук, за что у туркмен получила название «зик-зик». Интересно, что этот звук получается от трения голеней о надкрылья. Чернотелки живут везде, где есть песок, независимо от присутствия там человека или скота, а вот навозники концентрируются только в местах, где есть навоз, который служит пищей им и их личинкам. Поэтому было неудивительно, что они собирались во множестве около нашего каравана, и я сразу обратил внимание на обилие крупного навозника — священного скарабея, того самого, которого так почитали древние египтяне. Уже с раннего утра эти жуки кругами летали над барханами в поисках помета, и если находили его, то моментально делали из него шары и спешно укатывали в разных направлениях. В укромном месте жук закопает шар и отложит в него яйцо. И развивающаяся личинка будет надолго обеспечена пищей. Часто на владельца шара нападали другие скарабеи, возникала драка, но, так или иначе, шар вскоре исчезал с поверхности песка. Иногда скарабеи во время своих поисковых полетов задевали за лицо, и ощущение было такое, как будто в вас бросили какую-нибудь железку.
Кроме скарабеев встречалось много других навозников, и все они страшно досаждали нам, слетаясь вечером массами на костер и попадая в чай и суп.