Колодцы Кумли, хотя и были обозначены на карте, оказались засыпанными песком. Повезло только нашим зоологам — они наняли у колодцев интересную и довольно редкую птичку — пустынного воробья. Гнездится он только на небольшом участке Каракумов и характерен для барханных песков с редкой растительностью из песчаной акации и саксаула. Из трех подвидов этого воробья в Каракумах встречается подвид Зарудного. А мне удалось поймать тератосцинка, или сцинкового геккона, ночную ящерицу с огромными глазами и коротким хвостом. Днем я ее ни разу не видел: она боится солнца и в жаркий день может быстро погибнуть.
Через девять часов непрерывного хода по пескам мы добрались наконец до колодцев Иербент. Люди, лошади и верблюды так устали, что еле доплелись до места ночлега. В нескольких из 11 колодцев Иербент мы нашли годную для питья воду и наполнили наши совершенно опустевшие бочонки.
Здесь мы увидели и конкретные следы проникновения Советской власти в Центральные Каракумы — у колодцев Иербент располагался настоящий магазин — кооператив. Перед входом в юрту в виде прилавка были сложены ящики с мануфактурой, чаем, сахаром, пиалами, чайниками, керосином и даже папиросами. Были книги, среди них сборник стихов на туркменском языке туркменского поэта XVIII века Махтумкули. Товары доставлялись сюда очень редко караванами верблюдов, но это уже было начало изменения в быте жителей пустыни.
Снова мы занялись исследованиями почвенной фауны, сбором насекомых и изучением фауны в колодцах. Вечером я собрал большое количество скорпионов. К их постоянному присутствию в лагере мы давно уже привыкли, так же как и к фалангам. Вечером, когда в палатке зажигали фонарь, они бегали по брезенту палатки и по сидящим за работой людям, как по неодушевленным предметам.
Я пополнил свою коллекцию крупной зеленовато-золотистой златкой юлодис и серым долгоносиком. Я почти всегда находил их на ветвях саксаула, где температура воздуха была несколько ниже, чем на песке. Под кустом, где сидели златка и долгоносик, встретился и молодой варан, при моем приближении он страшно раздулся и начал яростно бить хвостом.
Особенно нам запомнились колодцы аула Тендерли. Запомнились тем, что ни в одном из 22 колодцев не оказалось ни капли воды. А ведь за год до этого известный геолог академик Дмитрий Иванович Щербаков писал: «В Тендерли 20 колодцев, около них 12 кибиток». Увы, кибитки исчезли, такыр стал необитаем…
Седьмого и восьмого мая испытали особенности континентального климата. После жаркого дня ночь была такой холодной, что рано утром я с удивлением обнаружил в бочонках настоящие льдинки; на вьючных ящиках и на брезенте лежал иней. Температура ночью упала ниже нуля, а в 6 часов утра на почве она была всего 4 °. Как мы убедились, пустынные животные не испытали такого резкого перепада: температура, измеренная в норке навозника на глубине всего в 15 см, была равна 20 °.
Идем все дальше на север. Состояние растений меняется: осока-илак уже плодоносит, и ее плодики, как оранжевые пузырьки, покрывают стебли. Мелкими темно-вишневыми цветками начинает цвести песчаная акация. Мелкими бледно-розовыми цветками цветет кандым (каллигонум).
С вершины бархана на расстоянии 25–30 км на севере мы впервые увидели останцы твердых горных пород — Топ-Джульба, почти не разрушенные дождями и ветром, они возвышались как монументы.
Не добравшись до останцов, остановились на ночевку в ложбине, где оказалась целая колония пустынных грызунов — полуденной песчанки. В результате столь неосмотрительного выбора места для ночевки мы подверглись нападению неисчислимого множества клещей. Пришлось перенести лагерь в другое место. Мы и раньше имели дело с клещами: стоило кому-либо, идя по бархану, остановиться, как через несколько секунд он мог заметить на ровной поверхности песка спешащих к нему со всех сторон насекомых.
Как я уже упомянул, в колодцах Тендерли мы не смогли пополнить свои запасы воды, в бочонках ее оставалось совсем немного, а главное, на жаре вода начала сильно портиться. У останцов Топ-Джульба, куда мы добрались на следующий день, тоже никакой воды не было. Положение создавалось угрожающее.
Двинулись к поворотному пункту нашей экспедиции — аулу Шиих, считающемуся столицей Каракумов, где, как нам говорили туркмены, живет большой ишан. Перед аулом мы впервые попали на плоскую, усыпанную щебнем террасу, где росли редкие деревья черного саксаула, кусты кандыма и чахлая полынь. Так странно было после бесконечного сыпучего песка ступить на твердое плато.