На суше и на море - 1989

Оттуда, где стояла корова, послышались странные всхлипывания, точно какой-то ребенок старался сдержать рыдания, потом раздался голос Джадсона:

— Мне нужно уйти. Пожалуйста, разреши мне уйти. Она хрумкает.

— Если ты встанешь, — сказал старик, — я выстрелю тебе в брюхо.

Всхлипывания замолкли примерно через час. К четырем утра стало очень холодно, старик получше закутался в одеяла и крикнул:

— Тебе там не холодно, Джадсон? Ты не замерз?

— Очень холодно, — послышался ответ. — Но я могу терпеть, корова больше не хрумкает, она заснула.

— Ты что собираешься сделать с вором, когда схватишь его? — спросил старик.

— Не знаю.

— Убьешь его?

Последовала пауза.

— Не знаю. Я просто нападу на него.

— На это стоит посмотреть, — сказал старик. — Будет, наверное, очень интересно — он высунулся наружу, руками опершись о подоконник.

Тут под окном послышалось шипение, он взглянул вниз и увидел черную мамбу, которая, слегка приподняв голову, стремительно скользила по траве к черной корове. Когда расстояние, отделявшее змею от коровы, сократилось до пяти ярдов, старик прокричал, рупором приложив руки ко рту:

— Он идет, Джадсон, идет! Хватай его!

Джадсон резко высунул голову из ямы и огляделся. Он увидел мамбу, и та увидела его. На секунду или две она остановилась, отпрянула немного назад и приподняла переднюю часть своего тела над землей. Последовало молниеносное нападение — мелькнуло черное тело, и послышался негромкий глухой удар, когда змея поразила человека в грудь.

Джадсон издал пронзительный крик, долгий монотонный вопль, который постепенно смолк, и наступило короткое затишье. Потом Джадсон медленно поднялся на ноги, разрывая рубаху и ощупывая на груди укушенное место, негромко хныкая и постанывая, тяжело дыша широко раскрытым ртом. Все это время старик, подавшись вперед, тихо сидел у раскрытого окна и не сводил глаз с происходящего на лугу.

После укуса черной мамбы развязка наступает очень быстро. Яд начал действовать почти мгновенно. Джадсон грохнулся оземь и стал кататься по траве, выгнув спину. Звуков он больше не издавал. Все происходило очень тихо, словно человек неимоверной силы боролся с великаном-невидимкой, который скручивал его, не позволяя встать, и, пропустив ему руки между его же ногами, вытягивал их, прижимая ему колени к подбородку.

Джадсон стал рвать руками траву, затем оказался на спине, слабо подрыгивая ногами. Это были последние секунды его жизни. Он дернулся всем телом, еще раз выгнул спину, перекатившись при этом на живот, и затих, лежа лицом вниз, подогнув правое колено к груди и вытянув руки вперед.

Старик не отходил от окна. Даже после того, как все было кончено, он продолжал, не двигаясь, сидеть на своем месте. В тени акации произошло какое-то движение, и в свете луны появилась мамба, медленно приближающаяся к его корове. Змея проползла немного вперед, остановилась, подняла голову и застыла в этом положении, затем припала к земле и снова заскользила вперед, под брюхо коровы. Там она поднялась, взяла ртом один из бурых сосков и принялась пить, а старик все сидел и наблюдал за тем, как мамба сосет молоко, как медленно пульсирует ее тело, наливаясь жидкостью из вымени.

Мамба все еще мирно сосала молоко, когда старик наконец поднялся и отошел от окна.

— Можешь брать его долю, — сказал он тихо. — Мы не возражаем. — Произнеся это, он оглянулся и снова увидел изогнутое и как бы приросшее к брюху коровы черное змеиное тело.

— Да, — повторил он, — никто не станет возражать, бери его долю.

Генрих Гунн

ИЗБУШКИ КУЛОЯ

Очерк

Художник И. Коман　

Хочется рассказать о чем-то простом и хорошем.

И я знаю о чем — о северных избушках.

Но что рассказать о них?

Так прост и непритязателен их облик, так просто и понятно их нехитрое бытие… Что сказать, кроме коротких благодарных слов?

А может быть, стесняет мелкость темы? Потому ли «мелкость», что избушки — мы их и словом называем уменьшительным, хотя и ласковым — привычны, обыденны, что их очень много — и по Северу, и по Сибири. Везде они — свидетельство давней обжитости земли, везде свидетельствуют о прохождении человеком этих мест, о его' поиске и деятельности, будь то суровое жилище на скалистом острове Ледовитого океана или скромная лесная избенка.

Наверное, я и не решился бы никогда на рассказ, если бы не Александр Викторович Ополовников. Знаток русского древодельческого искусства, он смело ввел промысловые избушки на равных с другими прославленными творениями северных и сибирских мастеров-плотников. Рассматривая его альбом «Русское деревянное зодчество», в который раз я убеждался, сколь часто проходим мы мимо окружающего нас прекрасного потому только, что оно привычное, что кажется нам малозначительным. Так когда-то проходили равнодушно и мимо красоты северных церквей и изб.