На тихой улице

Вот же дрянь! Он что, собирается отвергнуть ее, сказав что-то вроде: «Мне кажется, ты…» Как там дальше?

– Ты потрясающая, но мне кажется, сейчас ты просто одинока и потом пожалеешь об этом, – самодовольно заявляет он.

Пейдж потрясенно разевает рот, а Финн выходит из машины и машет на прощанье, прежде чем перейти на другую сторону улицы к своему дому.

– Это что, шутка такая? – возмущается она уже после его ухода.

От внезапной тишины машины звенит в ушах. Финн спал с проституткой в огромных серьгах-кольцах и платье леопардовой расцветки, а ее отверг?

Пейдж привела себя в порядок, купила новую косметику и мучилась в баре, забитом настоящими неандертальцами, растеряла все достоинство, стараясь выглядеть сногсшибательно, а он ее отверг?

Ну уж нет, Финн Холмон. Так не пойдет. Она не примет отказ.

7

Кора

Ресторан «Моретти» расположился под пологом красной ольхи и крупнолистного клена. В верхушках деревьев клубится ватный туман, и на фоне прибрежных скал ресторан кажется неуместным, хотя изнутри он всегда напоминал мне итальянский ресторанчик из кино. Кирпичные стены и печь для пиццы придают ему деревенский вид, но огромные бокалы для вина на каждом столике и белые гирлянды, расчерчивающие потолок, добавляют нотку изысканности. Сегодня вечером за каждым столиком сидят люди, заплатившие по двести долларов каждый, а бо́льшая часть выручки пойдет на местную акцию по продовольственной помощи нуждающимся.

Из динамиков раздается песня Тони Беннетта «The Very Thought of You», а пары в вечерних платьях и смокингах звенят бокалами при свечах и тихо переговариваются над тарелками с пастой.

Несколько представителей благотворительной организации поднимаются к микрофону на крошечную сцену рядом со старым пианино «Стейнвей», чтобы поблагодарить гостей и рассказать о миссии организации. Я сижу за столом аукциониста и контролирую работу горстки других волонтеров, которые убирают тарелки и разливают напитки. Мероприятие проходит как нельзя лучше. Вот только я не могу перестать думать о Пейдж. И о Финне. И возможно, о них вдвоем.

Я воображаю, как он обнимает кого-то другого, в особенности мою близкую подругу, и мне становится физически плохо, но хуже всего – эмоциональное предательство. Влечение к другому человеком или даже секс – как удар по горлу, но когда его сердце принадлежит не мне, если на самом деле он не хочет жить со мной – это намного хуже. Это… невыносимо.

Я вдруг понимаю, что уставилась в пол, погрузившись в размышления, а волонтер трогает меня за плечо. Я рывком возвращаюсь к действительности.

– Музыка перестала играть. Что-то не так со звуком – кажется, короткое замыкание. Они спрашивают, что делать, – тихо произносит девушка.

Я и не заметила, что Тони Беннетт замолчал. В другом конце зала я вижу Гранта. Его задача – обхаживать гостей. Он стоит, положив руку на плечо одному из крупнейших спонсоров, и указывает на строчку в винной карте. Прерываясь, он смотрит на меня и поднимает брови, явно спрашивая, не требуется ли помощь. Я вижу официанта, копающегося в клубке проводов и кабелей в попытке разобраться с проблемой. Он едва перерос подростковый возраст, одет в футболку с принтом «Подземелья и драконы», на губах пирсинг, но выглядит он как человек, знающий толк в музыкальном оборудовании, поэтому я предоставляю ему разбираться дальше и быстро прохожу к пианино.

По понедельникам и средам, когда после ужина в ресторане выступают певцы, здесь всегда многолюдно, поэтому на пианино лежит массивная папка с нотами. Я открываю ее, выбираю «Wonderful Tonight» Эрика Клэптона и начинаю играть, заполняя тишину. Несколько человек хлопают, как будто я спасла положение. Грант удивленно улыбается и поднимает большой палец вверх. Примерно через час, пока я играла песни группы «Righteous Brothers» и Элтона Джона, официант налаживает звук – как раз к тому времени, когда многие гости забирают вещи и неторопливо прощаются, направляясь к выходу.

Я благодарю волонтеров и вручаю им пакетики с небольшими подарками за помощь. Ко мне подходит Грант с фирменным блюдом – ризотто с помидорами – и жестом приглашает за столик.

– Мадам, вы устроили потрясающий прием и ни разу за весь вечер не присели. Прошу.

Он указывает на стул.

– Ох, Грант. Да ничего особенного я не сделала. Это моя работа. И мне она нравится, – совершенно искренне отвечаю я.

– Ты наверняка умираешь с голода, давай поедим. Хотя бы это я могу для тебя сделать.

И вот, после того как ресторан покидает последняя пара, мы садимся и едим теплый хрустящий хлеб с оливковым маслом и тертым пармезаном, восхитительное ризотто и обильно запиваем все это красным вином. Для меня Грант всегда был приложением к Пейдж. Он редко бывал дома, управляя многочисленными ресторанами, даже когда еще жил с ней, поэтому по утрам за кофе в саду и по вечерам за просмотром кино он обычно не присутствовал. А теперь он кажется совсем не таким, каким я его представляла.