На то они и выродки

— То, что излучение — опора нашей страны или, если угодно, цемент, скрепляющий общество, — это аксиома. Оно обеспечивает равновесие, благодаря которому данный социум может существовать. Всякая попытка пошатнуть это равновесие, не важно, в какую сторону — уничтожить источник излучения, перехватить над ним контроль или, наоборот, усилить, — приведет к катастрофе, масштабы которой будут соизмеримы с итогами мировой войны, если не хуже. Поскольку здесь нет людей, не понимающих элементарных вещей, любое телодвижение, направленное на разрушение равновесия, сознательно или нет, — должно быть расценено как диверсия против существующего строя. И караться соответственно. Я все сказал.

— Ну что ж, — изронил Канцлер, — это была познавательная… экспертиза. Полагаю, ни у кого не осталось сомнений, что предлагаемый проект не представляет интереса для руководства страны и принят быть не может. — Он повернулся к Султану. — Никаких обид, а?

— Да, — светски заметил Граф, — вместо золота тебе подсунули кучу позолоченного хлама.

— Я разберусь с теми, кто это сделал, — сквозь зубы процедил Султан.

— Безусловно, безусловно. Но вообще-то для того, чтоб разбираться, у нас есть соответствующие органы.

— Я этим займусь. — Волдырь понимал, что пришло его время высказаться.

— По своей линии, да, — сказал Канцлер. — Это может оказаться происками внутреннего врага. Султан, я рекомендую тебе оказывать Волдырю всемерную помощь, он как-никак наши глаза и уши. Ну, что, всем спасибо…

Глава ДОЗа оценил итоги нынешнего совещания и пришел к выводу, что он все же выиграл. Султан периодически ставил ему палки в колеса, теперь же, после прямого распоряжения Канцлера, он не сможет этого делать. Опять же, появилась возможность тряхнуть жирных котов из Союза…

Но с выводами он поторопился. Канцлер закончил фразу:

— …кроме Странника и Ловкача. Я хочу обсудить с ними детали лично.

Сволочь, ушлепок! Ловкач все-таки обошел его. Расслабился, недооценил гада. А тот использовал Странника как козырную карту — и выиграл. Ничего, недолго тебе осталось. А пока будем держать лицо.

Волдырь покинул зал вместе с остальными. Одни великие люди испытывали явное облегчение от того, что совещание закончилось, другие — более проницательные, — прикидывали последствия нового расклада сил, готовились составлять альянсы и контральянсы. Волдырь был намерен нажать на Умника и выяснить, что тому было известно, но не успел — к нему подошел Граф.

— Паршиво выглядишь, старый приятель.

— С чего бы? Я в эту хрень не замешан. В отличие от Султана.

— Это да. Но происки врагов нации ты прохлопал. В отличие от Ловкача.

— Это мы еще посмотрим. Да и Ловкач за ушастым прятался. Если б Канцлер ему не внял, Ловкач бы и не вякнул.

— А что ты хочешь, на то он и Ловкач. Ну да ладно, все к лучшему, не нравился мне тот проект, только вот не мог сообразить — чем… А ты как будто потолстел.

— Да что вы с Умником все к этому цепляетесь, — недовольно пробурчал Волдырь.

— Ну, может, кажется, потому что не видели тебя давно… надо чаще встречаться!

Только Граф мог позволить себе подобные шутки в адрес Брони и секиры нации. Но Волдырь на сей раз не стал огрызаться. Его занимало следующее соображение. Канцлер при обращении назвал Странника первым, Ловкача же следом. Имело ли это значение? И кто здесь кого использовал, массаракш?

И еще что-то зацепило Волдыря в речи хрящеухого. Что-то очень важное промелькнуло в этом потоке хамских выпадов и высокопарных псевдонаучных словес. Пока Волдырь не мог определить что.

Ничего, разберемся…

За двадцать два года до событий.

После того как зазвучал ставший столь привычным за последний год сигнал воздушной тревоги, полковник Пелке Руга, глава канцелярии при имперском генеральном штабе, дисциплинированно покинул свой кабинет, чтобы отправиться в бомбоубежище. Оно в этом здании было основательное, уходило под землю на несколько этажей, и их превосходительства штабные генералы предпочитали пережидать бомбежку здесь, а не дома, — кажется, только это и удерживало иных на работе дольше положенного времени. И сейчас оба лифта, уходивших с их этажа, были заполнены сановитыми старцами и упитанными мужчинами в мундирах.

Руга не стал присоединяться к ним, а прошел в сторону лестницы, чтобы спуститься пешком. «Вот и правильно, так и надо», — читалось во взглядах сановитых и упитанных. Прогуляется, от него не убудет. Полковника считали слишком молодым для его должности — ему было немного за тридцать. И не говорите, что во время войны продвижение по службе идет быстрее, — Пелке Руга не боевой офицер! Большинство из собравшихся в этом здании военные действия видели только на экранах, но к сугубо «бумажной» должности Руги относилось с нескрываемым презрением.

И добро бы он был подобающего происхождения. Нет, он был из старинной, уважаемой семьи (иначе беса с два он был бы распределен сюда после военной академии), но семья эта давно уже не имела никакого влияния в верхах. А что лучший выпускник академии — ой, да не смешите наши гамаши.