Читаем На войне как на войне. «Я помню» полностью

В Кременчуге был большой лагерь. Размещались в железнодорожных бараках. В них стояли нары в 3–4 яруса. Кормили раз в сутки. Варили баланду из подсолнечного жмыха. Это такая масса коричневого цвета. Сутки-двое ее размачивали в бочках, потом чуть-чуть подогревали и нам давали. Выгоняют из бараков, кругом немцы, собаки. Стоят четыре бочки, а мы с котелочком идем. Разливает военнопленный. Около каждого из них стоит немец с палкой. Как только подходишь, тебе наливают, а он тебя то по рукам бьет, то по спине, то по лицу. Это каждый день так.

Видели фильм «Радуга» по книге Ванды Василевской? Про издевательства немцев над пленными. Я был в оккупационных войсках, и когда демонстрировали этот фильм в Германии, немцы уходили – они не могли смотреть. Многие даже не верили, что это так было.

Как было, я вам расскажу. Лагерь, барак, заходит немец и не знаешь, что делать. Если смотришь на него, он: «Ком». Если стараешься уйти, он догоняет – что ты уходишь? У них было чувство садизма. Издеваться им было в удовольствие. Один раз я так попал. Около вертикальной стенки заставили стоять, упершись коленками в стенку и с поднятыми руками, тоже прислоненными к стене. Сколько вы можете выдержать? Руки опускаются. Они по ним резиновой палкой. Бьют до тех пор, пока человек не сваливается, потом пристреливают. Меня они просто бросили – им надоело.

Вышел из барака однажды, слышу – стрельба. Не пойму, в чем дело. Несколько пленных заставили лезть на дерево. А они стоят и стреляют по ним как по мишеням. Я сам видел.

Жители приносили и хлеб, и картошку. Немцы разрешали давать. Кто-то бросит кусок хлеба, люди голодные, бросаются. Каждый старался ухватить этот кусочек. Стоят, хохочут, а потом стреляют в самую толпу и при этом хохочут.

А я же болен. Я не понимал, или это сон, или моя прежняя жизнь сон, а это настоящая. Полное безразличие. Один раз ночью стрельба. Утром всех выгоняют из барака. Потом узнали, что группа свежих пленных, попавших недавно в лагерь, убила часового и ушла. Удалось им это или нет – не знаю. Вышки через 50 метров, патрули с собаками ходят. Но стрельбу мы слышали. Наказание всем. Выгнали несколько тысяч пленных из бараков. Встали в одну линию, кругом собаки, конвоиры. И вытаскивают каждого четвертого и расстреливают. Думаю: «Быстрей бы это все кончилось». Я оказался третьим и очень сожалел об этом. В плен я попал где-то 19 сентября. Становилось все холоднее. Я в одной гимнастерочке. Бараки закрыли на замок. Мы на улице. Дождь, слякоть, а мы стоим. К счастью, малярия у меня заглохла. С собой у меня был хинин. Но от голода шум в ушах. Состояние очень тяжелое. Так нас держали под открытым небом неделю, потом разрешили вернуться в бараки.


Но мне в лагере повезло. С людьми из нашей части я встречался, но они куда-то исчезали. Попался как-то рядом со мной витебчанин, Жуков, крепкий был, видимо, закаленный. Он там приспособился. Он мне и хлеб доставал, шинель, плащ-палатку достал. Я уже заворачивался. Если бы не он, я бы погиб, он меня поддержал. Потом его куда-то угнали. Я попал в Винницу, он, может быть, в другое место.


Перейти на страницу:

Все книги серии Артем Драбкин. Только бестселлеры!

На войне как на войне. «Я помню»
На войне как на войне. «Я помню»

Десантники и морпехи, разведчики и артиллеристы, летчики-истребители, пехотинцы, саперы, зенитчики, штрафники – герои этой книги прошли через самые страшные бои в человеческой истории и сотни раз смотрели в лицо смерти, от их безыскусных рассказов о войне – мороз по коже и комок в горле, будь то свидетельство участника боев в Синявинских болотах, после которых от его полка осталось в живых 7 человек, исповедь окруженцев и партизан, на себе испытавших чудовищный голод, доводивший людей до людоедства, откровения фронтовых разведчиков, которых за глаза называли «смертниками», или воспоминания командира штрафной роты…Пройдя через ужасы самой кровавой войны в истории, герои этой книги расскажут вам всю правду о Великой Отечественной – подлинную, «окопную», без цензуры, умолчаний и прикрас. НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ!

Артем Владимирович Драбкин

Биографии и Мемуары / Военная документалистика и аналитика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное