На Востоке

В Италии брошено в тюрьмы 63 тысячи, избито и ранено 6 тысяч, убито и казнено 40 тысяч.

В Германии брошено в тюрьмы 20 тысяч, раненых и избитых 110 тысяч.

Во Франции 4 тысячи в тюрьмах, 2 тысячи раненных в уличных мятежах.

Слава жизни мирной и деятельной!

Революция в Китае, восстание солдат в Индии, Индо-Китае, крестьянское восстание на Западной Украине, в Италии, и снова удар металлистов в Берлине, военные мятежи в Испании, снова восстание в Индии, в Чили, еще раз в Испании, еще раз в Китае, еще раз в Чили, забастовка в английском флоте, еще раз в Испании, в Соединенных штатах, еще раз в Испании, в Польше, в Чехословакии, в Бельгии, снова в Англии, даже в Швейцарии, в этой прихожей Европы, и опять — который рад! — в Германии.

И это всего-навсего 1932 год…

Если бы военные статистики подсчитали потери в классовых войнах со дня заключения мира в Версале, то оконченная война не оказалась бы ни величайшей, ни последней. Тридцать миллионов безработных, умирающих медленнее и дерущихся лучше, чем солдаты, стояли великой армией уже пришедшего на сцену полководца.

Начиналась война, необыкновеннейшая во всей предыдущей истории человечества. Ей предстояло стать школой жизни тех классов, которые исторически подготовили себя к роли победителя.

Целые государства умирали на глазах. Рассыпались и разваливались режимы, создававшиеся веками. Металась в агонии Англия, и молодые страны, ее батраки, стояли возле, разинув рты от счастья и радости. Вместе с Англией умирала эпоха в истории человечества. Если бы можно было очеловечить режимы, мы увидели бы дряхлого джентльмена, прикидывавшегося дипломатом и просветителем и оказавшегося после смерти всего-навсего старьевщиком и менялой. И, как всегда бывает в жизни людей, не успел умереть этот предприимчивый коммерсант, как появляется голодный чистильщик сапог и, на основе некоторого сходства биографий, объявляет себя историческим преемником усопшего.

Так появилась императорская Япония. Мировая история не была предприятием, в котором она хранила собственные паи; она рассчитывала приобрести их только сейчас, в обмен на пильзенское пиво или ланкаширский ситец, производимые ею у себя дома.

Это был чистильщик сапог островного происхождения, с детства мечтавший о путешествиях и завоеваниях в духе старых романов.

Подобно старой Англии, агонизировала Германия. Народный гнев, ее настаивался, как вино, в подвалах комедийного режима.

Англия желала бы ослабить Францию Германией и Северную Америку Японией, а Японию стеснить Северной Америкой и Советским Союзом. Англия держала Японию в союзниках и помогала ей вооружением и деньгами для действий на северо-западе Азии. Америка хотела примерно того же, но против Англии.

Все вместе они вели дело так, чтобы плательщиком да все их неурядицы явился Советский Союз.

В Европе рвалась в бой Германия, и ее (как на востоке Японию) опытные хранители мира тоже направляли в скифские равнины, откуда никто еще не возвращался целым — ни тот, кто влезал с запада, ни тот, кто прибегал с востока.

Война ожидалась повсюду. Япония разрушила рабочий Шанхай, захватила Манчжурию, Чахар и области Северного Китая. Где-то вдали ей мерещилась покорная Европа.

Но под дряхлеющей Европой и миром росла другая Европа и другая вселенная.

Великое дело вставало на баррикадах Вены, в деревнях и городах Испании, в безыменных мятежах Азии.

Япония готовилась воевать всюду. Она сооружала тайные авиабазы вокруг Панамского канала и наводняла Мексику своими агентами, чтобы в любой момент зачеркнуть на карте Соединенных штатов панамскую магистраль. Она сооружала тайные авиабазы на Борнео, чтобы угрожать Египту и Аравии, тайные авиабазы в Иране, чтобы угрожать Каспийскому морю, Туркмении и Афганистану.

Держа под ударом важнейшие узловые пункты мировых путей, она ждала. Ее маленькие маршалы обладали большим воображением. Подобно бравым алжирским генералам Наполеона III, видевшим Африку в своих послужных списках, они видели покорение Тибета, Сиама, Индии, знамя единой Азии над Памиром.

Но всюду воевать готовился и красный Китай. Он приоткрывал контуры будущих войн, создав тип воюющего государства. Война становилась основным занятием населения.

Зимой 1934 года провинция Цзянси, теснимая нанкинскими войсками, поднялась и ушла на северо-запад, в страну Сычуань, вместительную, как Европа. Сотни тысяч людей с женами, детьми и гробами предков покинули одну страну и с боем пошли в другую. История их переселения будет заучиваться наизусть и через столетия, как самый величественный эпос первых дней новой истории мира. Пред ними не размыкались моря, и скалы не источали влаги, и солнце не останавливалось в час битвы. Люди тащили детей, разобранные заводы, больницы и раненых товарищей. Они шли, сражаясь и издавая законы, и путь их был в две с половиной тысячи километров. Перевалив через горные хребты Гуандуна, Гуньчжоу и Юннань, они прошли болота и лесные чащи Хунань-Гуйджуоской границы, пересекли пустынные области Сикана и заняли Сычуань.