На задворках "России"

По Ханину, получалось, что благополучного развития событий никак не предви­дится, слишком далеко зашло дело. Даже я на миг усомнился в возможности печатать такую статью. Но в конце концов отнес ее Залыгину, приписав от себя примерно следующее: "То, о чем пишет Ханин, прямо противоречит идеям, которые на протя­жении нескольких последних лет проповедовал "Новый мир”. Проверить истинность нарисованной Ханиным мрачной перспективы нельзя, остается лишь констатировать совпадение или несовпадение с ней собственных ощущений. Однако было бы непра­вильно лишать общество предостережения, даже если наши чувства этому и проти­вятся. И самое главное: это труд честного и квалифицированного ученого, когда-то одним из первых отстаивавшего реформаторские взгляды, в том числе и в нашем журнале. Мы просто не имеем права отворачиваться от его новых выводов, тем бо­лее что в журналистском смысле эта статья — настоящая сенсация, от которой грех отказываться". (Восстанавливаю по памяти, так как копии той записки у меня не со­хранилось.)

Сергей Павлович пришел ко мне сам:

— Вы правы, эта статья прогремит. Только нужно дать пояснение от редакции. В основу может лечь как раз ваша заметка. Передайте ее в отдел вместе с рукописью!

И — чертыхнулся с досадой:

— Да. Не любят они там, когда им сверху что-то спускают...

На другое утро — скандал. Ларин заявил, что статья Ханина аморальна и имеет лишь патологический интерес с точки зрения перерождения самого Ханина. Василевский потребовал вынести ее на обсуждение редколлегии. Залыгин разгневался, спорил с обоими, но уступил.

Чтение по кругу провернули за каких-нибудь полтора дня. Редакция вновь пре­вратилась в гудящий улей. В отделах прошли маленькие митинги с участием Василев­ского и Розы Всеволодовны. Секретарша пыталась ввести стихию в управляемое рус­ло и заодно подсчитывала голоса. Все передавалось Залыгину.

В день заседания редколлегии я уже по скорбному лицу Банновой понял, что меня ждет.

— Они приготовились дать вам отпор, — предупредил Залыгин, позвав меня к себе за час до редколлегии. — У них на четвертом этаже действует "теневой кабинет", хо­тят всем руководить. Но если они поставят передо мной вопрос выбора между вами и Василевским, я им скажу, что выбираю — вас. Сделаем так: когда подойдет время, я вам дам сигнал: "Сергей Ананьевич, сходите, позвоните такому-то, как мы договари­вались", — а сам без вас все им выскажу. И про Василевского тоже. Он ведь что себе позволяет: это, говорит, не мое дело — о деньгах для журнала заботиться, вот стану главным, тогда и буду деньги доставать. Это он-то станет главным! Да он телефонной трубки снять не может, чтобы по самому простому делу куда-нибудь позвонить!

Редколлегия отреагировала на рукопись Ханина подобно стае голодных волков.

— Я нахожу просто оскорблением, что меня заставили читать такой текст! — во­зопила Алла Марченко. — И мой муж, когда я ему показала, тоже счел оскорблением!

— Тут вот Сергей Ананьевич пишет, что статья Ханина прямо противоречит иде­ям, которые на протяжении нескольких последних лет отстаивал "Новый мир", — яростно вступил Ларин. — Сам Сергей Ананьевич противоречит нам с первого дня, пытаясь заставить журнал свернуть с избранного пути. Смотрите, что пишет он даль­ше: "Мы просто не имеем права! .." То есть мы, по его мнению, просто обязаны вос­хвалять сталинскую экономику и ГУЛАГ!..

— Это неправда, — сказал я.

— Не надо! — Залыгин замахал на меня, чего-то испугавшись.

— Я обязан защитить статью, которую представляю, — возразил я Залыгину, чего прилюдно до сих пор никогда себе не позволял. — Более того, я продолжаю настаи­вать на публикации этой статьи. В ней нет ничего похожего на ностальгию по ГУЛА­Гу. Стыдно забывать, кто такой Ханин, с каким трудом мы сами пробивали еще недав­но его статьи через цензуру. Если человек, упорно внедрявший в нас либеральные понятия, теперь кажется кому-то "сталинистом", то это лишь потому, что многие здесь живут позавчерашним днем, не видят дальше своего носа и не способны оценить ближайших последствий нынешних разбоя и одичания...

— Мы знаем, кто такой Ханин! — взревел хор.