На земле живых (СИ)

  - А? - Сиррах вздрогнул, словно спросонья. - Да. Новости. Это всё вы с вашими утверждениями, что лучший способ уверить девицу в серьезности намерений - подарить ей бриллианты. Вы сказали, они красноречивее любых слов. - Хамал кивнул головой, даже не думая опираться от сказанного. Риммон же продолжил: - Я просил поверенного подобрать ювелирные украшения для Эстель Он сообщает, что старик Моозес, вы должны знать его, Хамал, это вас касается, предлагает на продажу редчайшие камни.

  Хамал пожал плечами.

  - Да, Моозеса я знаю, он ювелир и был другом моего покойного деда, и часто бывал в доме. Я работал у него некоторое время, дед настоял, чтобы я прошёл у него выучку. Но почему это меня касается?

  - Он продает колье и серьги, сделанные вашим дедом, Хамал.

  Гиллель улыбнулся и развёл руками.

  - Мой дед работал почти полвека, Сиррах, и сделал немало дамских украшений - даже для королевы Евгении. Если там его клеймо, смело можете покупать. Не сочтите это снобизмом или фамильной гордостью, но он действительно был мастером. Все его вещи уникальны, отличаются изысканностью и весьма утончённым вкусом. - Он умолк, заметив выражение лица Риммона, и обеспокоенно поинтересовался. - Что с вами?

  - Моозес продает украшение в виде виноградной лозы, - Риммон уткнулся в строки письма, - где это?.. а вот... с листочками из золота и виноградными кистями из бледно-зелёных бриллиантов. Он много делал таких? - Хамал побелел. - Эстель и Симона говорят, что такое было у Лили.

  Хамал неестественно побледнел, почти до синевы.

  - Вы хотите сказать, что это оно?

  - Не знаю. Вы его видели? На Лили?

  Хамал кивнул. Риммон соображал быстро, действовал ещё быстрее.

  - Надо ехать к Моозесу. Нам вдвоём. Я, признаюсь вам, вообще не помню камней Лили, я-то и глядеть на неё не мог без отвращения, а вы опознаете их безошибочно. Не говоря уже о том, что мы сможем расспросить Моозеса о том, кто ему их продал или заложил. Вернее, - вы. Вам он скажет, мне - нет. Заодно я выберу подарок для Эстель. Вы же знаете цены? - Хамал потерянно кивнул. - Не дайте мне переплатить или купить дешёвку. Я прикажу заложить карету. К ночи будем в городе. Переночуем в гостинице, а утром - к ювелиру, - Риммон быстро вышел.

  Хамал с трудом выбрался из кресла, опираясь на подлокотники. Эммануэль подошёл к нему.

  - Будьте осторожны, Гилберт. Мне почему-то страшно, - Ригель со дня смерти Виллигута упорно называл Хамала Гилбертом, чего тот обычно старался не замечать. Но сейчас ему было не до того.

  - Мне почему-то тоже, - сдержанно отозвался он, тщетно пытаясь унять дрожь пальцев.

  Через полчаса они с Риммоном уехали. Ригель проводил их глазами до самого поворота. Отъезжающая карета показалась ему странно призрачной в белом лунном сиянии.

  Глава 16. 'Из бездны взываю к тебе, Господи...'

  'Магия, матерь любых догм, есть замена отпечатка - следом,

  действительности - тенью.

  Она есть ложь истины и истинность лжи'.

  Элифас Леви. Догма высокой магии. Париж. 1856. ХХII, 22.

  Мысли о Хамале и его полных значения словах об опасности, грозящей ему, о неизвестном убийце, все ещё остающемся неразоблачённым, размышления о Риммоне, оказавшемся при более близком знакомстве человеком умным и неординарным, и, наконец, тяжелые раздумья о Морисе де Невере и Симоне всю ночь не давали Эммануэлю уснуть.

  Он разобрался в себе. Рассчитывать на любовь Симоны было с его стороны просто нелепостью. Что он мог ей предложить? Её любовь к Морису де Неверу, если он понял всё правильно, объяснима и естественна. Морис - красив, добр, умён и богат. Как не полюбить его? Но любит ли он Симону? С его стороны Ригель не подметил ни одного жеста, свидетельствующего о каком бы то ни было расположении. Между тем, Морис щедр на такие жесты. Эммануэль оглядел в свете ночника свою спальню. Морис заставил её изящными антикварными безделушками, заполнил дорогими коврами и занавесами, украсил стены изысканными гравюрами. Он постоянно, сняв мерки с Эммануэля, заказывал по два комплекта роскошного гардероба. Теперь Ригелю не приходилось скрывать потертости на старом сюртуке и расползающиеся швы на рубашках.

  Морис любил его, и Эммануэль чувствовал это.

  Сам Ригель никогда не считал себя настолько проницательным в любви, чтобы осмеливаться делать какие-то выводы. На мгновение он предположил, что и Невер может отвечать Симоне взаимностью, просто не афишируя своё чувство, чтобы не задеть его самолюбие. Он заметил, что с некоторых пор Морис перестал расточать комплименты Эстель, быстро поняв, что чувство к ней Риммона далеко выходит за рамки светского флирта. Что касается Эрны, Морис прекратил даже кланяться ей при встрече... Не значит ли это, что он увлекся именно Симоной? Сам Эммануэль не воспринял бы такое поведение Мориса как предательство, скорее, смирился бы...

  Ведь сердцу не прикажешь.