На звук пушек (СИ)

— Твой французский как у природного француза. Но и на корсиканском говоришь, будто родился на острове. Задал ты задачку.

— Отец Бруно считал, что я француз. И выяснить кто я, смогу во Франции.

— А он знал, что у тебя речь, как у корсиканского горца? Pinzutu, в лучшем случае, говорят как генуэзцы с Кальви. Но у меня появилась мысль проверить, действительно ли ты солдат. Пойдем за мной.

По пути велел некоему капралу Тома вынести во двор оружие: штатный карабин и нарезной мушкет Минье, конфискованный недавно у одного фермера, спьяну затеявшего стрельбу по соседям.

— Ну-ка, покажи, что ты умеешь, — жандарм протянул Жоржу старый потертый мушкет.

— А что показать? — поинтересовался Бомон.

— А что придумаешь, то и покажи.

Жорж взял в руки мушкет. Внимательно его осмотрел:

— Давно не чищен. Да и механизм износился немало, — через некоторое время вынес он вердикт.

— Это конфискат. В конце месяца сдадим по начальству, пусть оно решает: что в мастерскую, что на слом. Давай узнаем, вспомнишь ли ты ружейные приемы. В армии муштруют так, что даже если потерял память, руки сами вспомнят, что делать.

Жорж покрутил мушкет в руках, оценивая балансировку. Некоторое время постоял с закрытыми глазами, пытаясь пробудить в себе какие-то воспоминания или даже ощущения.

— Штыка не хватает, — наконец вынес он вердикт.

— Обойдешься без штыка. Уж чего нет, того нет.

Бомон приставил ружье к ноге, прикладом на землю. Постоял так некоторое время и принялся выполнять ружейные экзерсисы, по разделениям, постепенно ускоряя темп. Выполнив «на плечо», «под курок», «на караул», «на руку» и другие, Бомон продемонстрировал элементы боевых приемов, исполняя их четко и быстро. По мере выполнения приемов Жоржа окружили, находившиеся во дворе жандармы, чиновники и даже затесалась парочка посетителей.

Удар приклада о землю поставил точку в выполненном комплексе. Затем Бомон немного постоял и вдруг взорвался в стремительном калейдоскопе движений, слившихся в некий танец с оружием.

Из-за решетчатого забора жандармерии раздались аплодисменты прохожих, привлеченных необычным зрелищем.

— Однако! — только и смог сказать Лучани, и скомандовал. — Тома, забери мушкет!

А сам сержант-майор подхватил Бомона под руку и повлек в здание.

— Говорят ты механик?

— Я? — удивился Жорж.

— Ну, отремонтировал ты какой-то механизм на своей стройке?

— Механизм? Это наверно о той бочке, в которой мы размешиваем раствор. Какой же это механизм? Там простенькое устройство.

— Тома, бездельник! — закричал сержант-майор, длинный заходя в длинный коридор жандармерии. И тот час же в дверях образовался вышеозначенный Тома, все еще с мушкетом в руках.

— Тома, я вот что подумал. Ты говорил с утра, что у тебя там какой-то замок сломался.

— Так починили уже. Позвали слесаря, он и починил.

— Жаль. А больше ничего, что можно отремонтировать нет?

— Щеколду в кладовой давно надо подправить.

— Не то! Что-нибудь посложнее. Механизм какой…

Тома задумался и неуверенно предложил:

— У Дюбуа часы сломались.

— Это уже слишком!

— Тогда и не знаю.

— Ладно, иди, — произнес Лучани и пояснил наблюдавшему за этой сценой Бомону.

— Хотел проверить, какой из тебя механик. Ну да ладно. Пойдем, Дьордью.

В какой-то момент для Даида Лучани Бомон превратился из француза Жоржа в корсиканца Дьордью[10].

И себя в кабинете жандарм открыл шкафчик и достал бутылку вина и два серебряных стаканчика, покрытых искусной чеканкой.

— От отца досталось, — кивнул корсиканец на емкости, которые уже начал наполнять вином. — А тому от деда. И так далее. Практическая вещь. Всегда можно выпить с хорошим человеком, не опасаясь, что может не оказаться кружки или стакана.

— Это Каркаджола[11]! Прямиком с Баланьи! За Прекрасный Остров!

Жорж выпил вслед за хозяином кабинета, удивляясь тому, как повернулась беседа.

— Три вещи прославили Корсику: люди, собаки и вино! — продолжал Лучани. — Но я бы добавил еще и сыр. К такому вину нужны хотя бы два корсиканца и немного корсиканского сыра!

— Вы думаете, я корсиканец?

— Никаких сомнений, Дьордью. Для этого достаточно послушать, как ты говоришь! Мало ли что письмо написано на французском! Император тоже писал на французском! Я пишу на французском! Весь мир говорит и пишет на французском!

— А кольцо?

— А ты уверен, что затертая буква это «m»? на этом месте может поместиться и две буквы. Например, «l» и «g». И выходит не Бомон, а Балань![12] Тебе его дали на память о доме. Может быть такое?

Жорж задумался. Стройная версия отца Бруно теперь ему уже не казалась столь убедительной.

— И то что ты выбрал военную карьеру… А я не сомневаюсь, что ты был не просто солдатом, а скорей сержантом. То что выбрал стезю военного, только подтверждает, что ты корсиканец. Мы испытываем любовь к оружию с детства. Для корсиканца достойны три дороги чести: служба в армии, служба государству или… хм… свобода в маках[13]. Но последнее, я бы тебе не рекомендовал.

— Однако вы меня пригласили не для беседы о Корсике, — проговорил Жорж.

— Ах, да! Тебе известен такой Жан Дюваль?

— Я знаю троих или четверых человек по имени Жан. Но есть ли среди них Дюваль мне не известно.