Германские генералы провели ночь в тревоге, ожидая, что с утра на них навалятся основные силы французской армии, и вчерашняя полу-победа обернется полным поражением. Они не понимали смысла действий французов, и это несколько нервировало германские штабы. В конце концов, после сомнений и размышлений, они объяснили себе разрозненный и несогласованный ввод в сражение французских дивизий тем, что противник проводил разведку боем. Каким же было их изумление, затем выросшее в радость, граничащую с восторгом, когда они узнали, что галантные французы уступили им победу. Там где вчера белели французские бивуаки, сегодня было пусто. А кое-где, противник даже палатки оставил. Кавалерийские разъезды вскоре подтвердили отсутствие в обозримой видимости врага. Разведчики донесли, что в полях за Резонвилем брошено множество военного имущества. А в самом селении французы забыли полевой госпиталь, со всем персоналом и ранеными. Но до самого обеда командующий немецкой армии находился в ожидании неприятных известий. Но враг не появлялся, и кронпринц успокоился.
Что именно думал в эту ночь и следующее утро французский маршал Базен можно только догадываться. Слишком много взаимоисключающих приказов и телеграмм он отправил в эти часы, и слишком путанно объяснял свое поведение позже. Императору командующий ночью телеграфировал, что отступит для пополнения припасов. А утром отправил телеграмму, что будет в Вердене не далее, чем через два-три дня. Однако его приказы по армии вступали в полное противоречие с тем, что маршал обещал своему императору. Так полковнику Левалю он приказал подыскать места для бивуаков корпусов в зоне действия фортов крепости Мец.
Больше, чем составление стратегических планов, Базена волновали отношения с собственным начальником штаба. Генерал Жаррас был навязан маршалу императором, но не горел желанием занимать столь высокий пост. В свою очередь, у Базена была собственная кандидатура — генерал Сиссе. Оба пожилых генерала в этой ситуации повели себя как мальчишки. Базен не имел ни способностей, ни наклонностей для штабной работы. Но при этом старался всячески умалить влияние и значение неугодного штабиста, очень часто, во вред делу, загружая того всевозможной ерундой, едва ли не подсчетом подштанников. А Жаррас не имел ни силы воли, ни решительности, чтобы отстоять собственное мнение. Он подавал Базену планы, приказы, графики, распоряжения… Чтобы затем наблюдать, как все это игнорируется начальством, и только разводить руками. А тем временем Рейнская армия все более погружалась в хаос.
С точки зрения Базена, вырваться из заколдованного круга штабной неразберихи, можно было бы, сменив Жарраса на Сиссе.
Поэтому 17 августа маршал отправляет императору с командантом (майором) Маньяном личное послание, в очередной раз испрашивая разрешения избавиться от неугодного ему штабиста. В письме он так же сообщал о своих дальнейших планах:
«Мы употребляем все средства, чтобы пополнить припасы и возобновить движение, если это возможно. Я двинусь по дороге на Бри, не теряя времени. Если только новые бои не расстроят мои расчеты».
В последующие года Базен будет упирать на то, что он, дескать, не обещал твердо прорываться, а только если представится возможность. Однако письмо было составлено в таких выражениях, что у Луи-Наполеона сложилось твердая уверенность, что Базен идет на прорыв.
К слову, маршал идеально выбрал для своей миссии посланца. Маршал Бернар Маньян, отец отправленного курьером офицера, пользовался полным доверием императора. Именно Маньян подавил своими войсками восстание парижан во время переворота, возведшего Луи-Наполеона с кресла президента на трон императора. В благодарность Бернар был возведен в звание сенатора. А затем, доказавшего верность маршала сделали главой самой влиятельной французской масонской ложи. Старый солдат, никогда не бывший масоном, в течение всего 48-ми часов прошел всю карьерную лестницу масонов, поднявшись до высшего 33 градуса шотландского устава, и в тот же день стал Великим мастером ложи «Великого Востока Франции», сменив на этом посту принца Люсьена Мюрата. Тот хоть и был родственником вступившего на престол императора, но пользовался меньшим доверием, чем маршал, пулями и штыками успокоивший парижан. Потому император тепло принял сына недавно почившего в бозе Бернара Маньяна и прислушался к его словам.
— Пусть Базен делает, что желает, — сказал император. — Лишь бы это не пошло во вред Рейнской армии, от которой зависит судьба Франции.
К сожалению для Базена, к тому времени его армия была полностью блокирована противником, и решение императора так осталось для него неизвестным.
Но это дела прошлого и будущего, а сейчас маршал находился в тяжелых раздумьях. После 16-го августа даже до Базена стало доходить, что командование армией не его уровень. Кроме умения вести штабную интригу, поднявшего его до армейских высот, здесь требовались и иные качества, которыми маршал не обладал. Личная храбрость, не раз доказанная Базеном в бою, сегодня ничем не могла ему помочь.