На звук пушек

На стрельбище Жоржу поручили самую легкую работу: установку мишеней. Во время стрельб приходилось бегать по специальному рву, выложенному камнем и Поднимать на древках новые и новые мишени, взамен превращенных в решето стрелками. Работа эта не требовала особых навыков. По мнению старшего рабочей команды полигона, как раз именно то, что нужно для новичка. А выносливость и немалая физическая сила, делала Жоржа идеальным кандидатом на должность. Команды на открытие и прекращение огня подавались свистком. Точно так же давались команды на установку и смену мишеней.

В дни, когда не было стрельб, Бомон занимался изготовлением и ремонтом мишеней. Те из них, что были разбиты в щепы, складировали в один из сараев, а затем отправляли на отопление помещений полигона. Следить за этим так же входило в обязанности новичка.

Так продолжался месяц, пока Бомон не попал на глаза подполковнику де Шеварди.

Шеварди был на полигоне весьма примечательной личностью. Всегда одетый в щегольской мундир императорских конных егерей, с орденом Почетного Легиона на груди, тросточкой в руке и деревяшкой вместо левой ноги.

– Кто такой? – поинтересовался подполковник у сопровождавшего его бригадира рабочих.

При этом, чтоб взглянуть в лицо Жоржа ему пришлось задирать голову. Жорж был выше его на добрых две головы. С лишком.

– Жорж Бомон. Обслуживает мишени. Отставной сержант-артиллерист. Участвовал в битвах под Маджентой и Сольферино.

– Сражался у Сольферино? Это так?

– Говорят, что сражался, – вступил в разговор Бомон.

– Говорят? А сам что, в тенёчке стоял?

– У Сольферино он получил тяжелое ранение, потерял память, – пояснил бригадир. – Он так долго валялся у монахов, что его даже успели вычеркнуть из списка полка.

– В армии это случается. А с физиономией что?

– Врачи сказали – результат контузии, – ответил Бомон. И произнес как заученный урок. – Паралич мимической мускулатуры и двухсторонняя невропатия лицевого нерва в результате психосоматического расстройства.

– Двухсторонняя? Тебе можно сказать повезло, – улыбнулся, будто припомнив что-то Шеварди. – У моего дядюшки нечто подобное было, но с одной стороны лица. Морду перекосило так, что даже родные пугались. А у тебя физия ничего, даже есть некоторая загадочность. Некий налет холодности и невозмутимости. А в глазах плещет огонь. Ведь, как говорят? «Любовь начинается с глаз»[24]. Если у тебя и с остальным дело обстоит так же как с ростом… Наверняка пользуешься у женщин популярностью?

– Ваша правда, месье подполковник, – вместо Бомона, ответил бригадир, посмеиваясь. – Мадам Потье, у которой Бомон снимает комнату, постоянно приходится волноваться, чтобы его не сманили другие вдовушки. Вечно зовут Жоржа отремонтировать то одно, то другое.

Подполковник и бригадир посмеялись, может быть, немного завидуя Бомону, так как оба были женаты, а потому обязаны блюсти приличия.

– Сольферино, говоришь? – вновь заговорил Шеварди. – Я тоже сражался под Сольферино. И тоже повалялся у монахов. И знаешь, это не самые приятные воспоминания. Кое что, пожалуй, стоило бы и забыть. Хотя мне, пожалуй, повезло больше чем тебе: мне всего лишь отрезали лишнюю ногу, но оставили память. Следуй за мной.

И Шеварди, прихрамывая и опираясь на трость, пошагал в строну огневой позиции, где была установлена пушка.

– Тебе повезло. Обычно под Версалем испытывают только стрелковое оружие. Но сегодня мы планировали сравнительные стрельбы, – сказал Шеварди, подойдя к орудию. – Благо длина полигона позволяет. Вот и посмотрим, что ты за артиллерист.

Бомон неторопливо подошел, внимательно осмотрел орудие. Зачем-то взвесил в руке бомбы.

– Под мою ответственность, лейтенант, – отмел подполковник возражения командира орудия. – Пусть отставной сержант проделает все необходимое сам. Хочу посмотреть, проснутся ли у него навыки.

– Если не возражаете, месье, я сделаю четыре выстрела, – согласился Жорж. – Но мне все же понадобится помощь расчета, чтобы накатить орудие после выстрела.

– Приступай, сержант.

Бомон в одиночку выполнил все операции подготовки орудия к выстрелу. Выполнил все верно, но несколько неуверенно и куда медленней штатных канониров.

Бух! – бомба ушла с перелетом. Это был практический снаряд, и потому разрыва не последовало.

Вновь подготовка к выстрелу. В этот раз действия Жоржа были уверенней и заняли меньше времени.

Бух! – вновь перелет, но Шеварди видел в подзорную трубу, как разлетелись щепки от верхней доски щита. Снаряд все же чиркнул по мишени.

Несколько минут подготовки.

Бух!

Теперь недолёт!

Остался последний выстрел.

Бух!

Снаряд попал в центр мишени, проделав в ней дыру.

– Давай еще раз! – распорядился подполковник. – Командуй расчетом!

– Позвольте, выстрелить самому. Мишень прежняя?

Бух! Снаряд влетел в пробитое отверстие, отщепив сбоку доску.

– Голова не помнит, руки делают! – заявил Шеварди, по итогам стрельб. – А твое мнение, лейтенант?

– Отличный наводчик. Видно старого солдата.

Шеварди достал несколько франков и протянул их Бомону:

– Порадовал. Держи, выпей в память тех, кто сражался при Сольферино.