На звук пушек

При этом никто не написал, чем же таким особым отличались дома Сен-Прива от таких же строений Вьонвиля или любой другой деревушки в Лотарингии, из тех, что не стали «непреступными крепостями».

Князь Крафт Гогенлоэ, раненый, но не оставивший командование артиллерией, подсчитал, что если Сен-Прива разбить на квадраты три на три метра, то в каждый из них германские пушки положили, по меньшей мере, по снаряду.

Генерал Будрицкий в бинокль мог наблюдать результат работы пушек Круппа. На месте того, что недавно было Сен-Прива, он видел лишь гнилые зубы остатков стен каких-то строений и изрытую оспинами воронок землю между ними. Только высилась над грудами щебня здание церкви со сбитой колокольней и дымящей крышей. Да на северной околице чудом не были разрушены, а только повреждены несколько строений.

Казалось там, куда обрушились снаряды, отлитые в Руре, не могло остаться ничего живого. И тем не менее, оказывается и в этом аду выжили те, кто смог остановить атаку целых двух германских корпусов. Это было невозможно, но Будрицкий видел это своими глазами.

Не меньше трети гвардейского корпуса уже была расстреляна французами под Сен-Прива и навсегда останется на этом поле. Прусская гвардия гибла, сгорая в безрезультатных атаках. А вместе гибли прежние представления о наступлении пехоты на поле боя. Уходили в прошлое старые уставы, с картинками учебных плацев на которых маневрировали плотными строями полки и батальоны. Вон они лежат эти батальоны, выполнявшие требования Устава о непрерывном ударном движении.

К стоявшей у Сен-Мари группе генералов и офицеров подъехал офицер. Это был знакомый Будрицкому полковник Верди дю Вернуа, возглавлявший осведомительный отдел при Главной квартире.

– С чем пожаловали, господин полковник?

– Собственно я не к вам, а к кронпринцу. Генерала Мольтке обеспокоили сообщения о крупных силах в Мананкуре. Появление там французов вызывает опасение, что Базен начал прорыв на север, чтобы обойти наши армии по дуге. Ранее Главная квартира предполагала, что противник отступает на Мец.

– Если противник отступает, то с кем мы сейчас сражаемся? – довольно едко спросил Будрицкий, слышавший еще утром от посыльных из королевской ставки, что «противник отступает». – О чем еще говорят в Главной квартире?

– Его величество обеспокоен большими потерями в Гвардии.

«Король будет еще больше расстроен, когда услышит цифры потерь при Сен-Приве, а не только у Сен-Мари», – подумал Будрицкий, но вслух сказал:

– Можете передать его величеству, что гвардия умрет, но выполнит свой долг.

«За такой ответ и орден могут не пожалеть», – с сарказмом подумал Будрицкий о собственных словах. – «Прямо хоть в учебник для гимназистов. Как там? La Garde meurt mais ne se rend pas![105] Вот же дерьмо».

Верди дю Вернуа был хороший офицер и был симпатичен Будрицкому. Но генерал потерял интерес к дальнейшей беседе с ним и обернулся к своим офицерам:

– Господа, мы идем в атаку. Распорядитесь, чтобы впереди батальонов шли цепи застрельщиков. Самим батальонам наступать в разреженном строю[106].

Офицеры зашевелились, услышав приказание, которое противоречило их пониманию, как следует наступать, вбитому в сознание в училищах, а затем многолетними занятиями на плацах.

– Повторяю, не только батальоны, но и роты и взводы должны атаковать в разомкнутом строю, разреженными цепями. Господам офицером отправиться по подразделениям и разъяснить это подчиненным. Атака по сигналу.

Крест генералов – посылать других на смерть, а самому оставаться в живых. Это их долг – руководить сражением. Но иногда и генералам приходится лично идти в бой.

Будрицкий не оборачиваясь на свиту, подъехал к одному из батальонов, спешился и передал уздечку лошади адъютанту. Все распоряжения он отдал заранее, а теперь хотел сам повести гвардейцев.

– Ну-ка, сынок, давай я сегодня понесу знамя! – сказал генерал знаменосцу.

Два километра до Сен-Прива. Три тысячи шагов. Полчаса ходьбы. Если не под пулями. А под пулями – как получится.

Пятьдесят восемь лет, что ни скажи, а возраст! Но в руках еще достаточно сил, чтобы нести знамя впереди своих солдат.

Две тысячи шагов прошли легко. Французские митральезы доказали, что они способны стрелять на такое расстояние. Но молчали.

Последняя тысяча шагов уже под огнем красноштанников. Каждый шаг – чья-то смерть. Тысяча шагов – тысячи убитых и раненных, которых послал под пули он, генерал Будрицкий.

Осталось двести шагов, рубеж штыковой атаки, когда пуля ударила Будрицкого в руку. И знамя упало на землю. Генерал поднял его здоровой рукой, уперев древко в землю.

– Вперед! Вперед! Не останавливайтесь! Мы уже победили! – закричал Будрицкий, ободряя атакующих.

– Вперед! Вперед! – повторял он, и сделал попытку нести знамя одной рукой.

Следовало бы перевязать рану. Но это потом. Сен-Прива вот оно! Рядом! И надо, чтобы солдаты видели, что их командир с ними. Пусть он ранен. Но он с ними. Солдатам будет легче идти под пули картечниц.