Набат

Что-то неуловимо хитрое, ироническое мелькнуло в глазах у Богдана. Иван Александрович нагнулся и вытащил из-под барабана пустую бутылку.

— Вас предупреждали, Богдан, чтобы вы на работе не пили.

— Я здесь при чем? — Бригадир будто на самом деле обиделся, скривил губы. — Ваши учащиеся пьют. Это их бутылки.

Мастер внимательно, будто на незнакомого, посмотрел на Богдана. Этот человек удивлял его все больше. По возрасту лишь немного моложе его, а поведением — как тот Криц или Казакевич, которым по восемнадцать. Может, наконец, сказать начальнику управления или Лихову, чтобы отозвали его. Ребята дело уже знают, а такой наставник только испортит их.

Иногда человек, выросший среди не очень образованных людей, по уровню воспитанности и интеллигентности оказывается намного выше тех, которые росли в так называемых интеллигентских семьях. Может, это у них оттого, что ближе были, хотя бы в детстве, к земле, к природе, что в хлебе на семейном столе был и их труд. Таким был Иван Александрович. Молчаливый, несколько неуклюжий в своем неважно сшитом костюме, имел он очень чуткое сердце и большое чувство такта в отношении к людям.

Иван Александрович слышал от своей хозяйки, что с продавщицей, о которой говорили всякое, несколько раз видели Розума. Известие было неприятным. Разные мысли рождались в голове, но с Федором он об этом не говорил, думал, что парень он надежный и грязь к нему не прилипнет. «Но почему именно грязь, почему надо о плохом сразу?.. Чем они хуже меня или кого-нибудь другого? Тем, что молодые и неопытные и все неизвестное им интересно».

Машина с базы вернулась пустая. Заведующий базой не отпустил материалов и даже не захотел слушать о том, что ввода линии ждут и на заводе, и в деревне. Проволока и даже изоляторы кончились.

— Темпы, темпы, линия, — бросил Макарчук Федору. Ну что? Никому она не нужна.

Такие разговоры вспыхивали все чаще. Богдан второй день гостил с Тэклей у соседей, у которых были крестины. Когда машина вернулась с базы, Федор спросил у мастера:

— Что делать будем?..

Мастер позвонил начальнику управления, но его не было на месте. Главный инженер поехал в Москву, в трест, а когда вернется, неизвестно. Трест Энергомонтаж работал на территории, на которой расположилось бы не одно государство. Третий участок долго не отзывался, а потом грубый мужской голос сообщил Ивану Александровичу, что начальник у них был, но уже, наверное, в Литве.

— Это не у вас ли Богдан? — спросили на том конце провода.

— У нас. — Мастер едва сдержался, чтобы не сказать о бригадире что-нибудь гадкое.

Мужчина засмеялся, ехидно спросил: «Ну и как он там?»

Очень медленно шло время, и мастер сидел как на иголках. Наконец дали училище. Власенко не было — уехал на электростанцию.

— Кто-нибудь есть? — в растерянности спросил мастер, а затем узнал, что говорила с ним Елизавета Васильевна, и смутился.

— Что случилось, Иван Александрович? — картавя, спросила Елизавета Васильевна. — Чего вдруг замолчали, говорите.

И это мягкое «р», медленное произношение успокоили Ивана Александровича.

В двух словах он рассказал Елизавете Васильевне о ситуации, которая у них сложилась.

— Так что же делать? — растерянно спросила Елизавета Васильевна.

— Дайте в управление телеграмму.

— Какую телеграмму?

— Что нам надо помочь и так далее. Не помогут — в трест пошлите.

— А вы сами дайте телеграмму. Вам ближе.

— Не тот авторитет, Елизавета Васильевна…

— Хорошо, мы здесь посоветуемся, что делать.

Бригада отдыхала на полянке: кто спал, кто читал, а Третьяк и Макарчук, вцепившись в палку, пытались свалить друг друга. Вся бригада следила за их борьбой.

— Коля, нажми!

— Ваня, дай ему леща!

Подошел Богдан: небритый, с заспанными глазами. С минуту наблюдал за пацанами, кричал вместе со всеми, а потом, будто кто стукнул по голове, подскочил к борющимся, с ходу ударил ногой по палке.

— Лодыри, больше делать нечего?! Цирк устроили!

— Успокойся, — ответил ему Федор. — Если такой умный, то скажи, что делать.

— Мало работы? — замахал руками бригадир. — Вот она, вот, вот!

— А конкретно что?

— Умные очень, много понимаете! — кричал Богдан. — Ямы копай, земли хватает.

— А зачем они? — спокойно сказал Третьяк. — Столбы стоят, а дальше — спецмашина придет.

— Это не вашего, салаги, ума дело. Пока я еще здесь начальник. Призываю: ямы копать и засыпать. Составим наряд, и получай деньги.

— Из чьего кармана будут деньги? Если из твоего — согласны, — сказал Криц.

— Смотри ты, сознательным стал! — захохотал Богдан. — Лентяй ты первостатейный.

— Ах ты крыса! — Криц вскочил с земли, взял в руки карабин от монтажного ремня. — Сейчас я тебе покажу первостатейного лентяя.

Федор остановил парня, вырвал из рук карабин и заставил сесть. Еще одно-два слова, и неизвестно чем бы все закончилось.

Ивана Александровича насторожила тишина, царившая в компании молодых ребят. Злое лицо у Крица, весь в красных пятнах Богдан.