Обгоревший остов вяза чёрной башней высился посреди поляны: некогда занесённое ветром семечко слишком долго билось за жизнь в хвойной тесноте — когда старые ветви затерялись в еловой зелени, весенняя гроза положила конец давней борьбе. Пепелище уже много лет как затянулось травой, но обломок дерева так и остался стоять пустотелым монументом великого противостояния. Его нечастыми гостями были белки, прятавшие в древесных руинах запасы на зиму и почти всегда забывавшие о них к приходу холодов. Однако сегодня на ковре из сгнивших орехов и ягод сидела доселе невиданная гостья, дыхание которой оседало на внутренних стенах остова морозным серебром.
Вампирша ощущала себя таким же погибшим деревом: мёртвым, пустым, одиноким… Её заплаканный взгляд размывал отблески золотого кольца — подарка Джона. В ледяных пальцах драгоценный металл казался тёплым, словно до сих пор хранил частичку любимого. И от этого становилось ещё больнее. По щеке снова покатилась слеза, быстро застывшая и упавшая на прелое дно осколком стужи. Хотелось скорее вернуться к могиле, обнять сырую землю и просто лежать, пока рассвет не обратит тело в золу. Тогда всё закончится. Страдания. Терзания. Абсолютно всё. Один раз переступить через страх, претерпеть боль и обрести желанный покой рядом с возлюбленным… Эрминия с Рэксволдом уже должны были уйти — никто не помешает задуманному.
Вернув кольцо на безымянный палец, Лайла возвела взор к окаймлённому обугленными зубьями клочку неба, такому же алому, как её глаза:
— Я скоро приду, Джон… Жди меня…
Северянка мотала скользкие лоскуты на длинные, заточенные палки. Ещё вчера, унося с плато мясо, она захватила с собой немного конского жира: словно знала, что понадобится. Развести костры было бы куда проще, но в случае погони требовался переносной источник света: упустить вампиршу во второй раз — потерять её навсегда.
Пока Эрминия занималась факелами, сидевший у могилы ассасин усердно орудовал щитом. Он не стал сильно раскапывать захоронение: снял лишь верхний слой, сложив землю в заметный полуметровый бугор. Если Лайла всё-таки придёт, не сможет проигнорировать и такое — обнажать тело не имело смысла.
— Она нас возненавидит… — отряхнувший руки Рэксволд смотрел, как на голых осинах догорает закат.
— Не без этого… — северянка воткнула факел во всклокоченное полотно сухих листьев. — Поводов будет много. И начать можно с единственной верёвки: если чертовка вспомнит про магию раньше, чем мы раздобудем цепи, мне придётся всю дорогу поддушивать её. Добавь сюда недельку заточения в каком-нибудь стоящем на отшибе доме, и вот мы уже последние твари, что обрекли принцессу на участь скотины.
— Лучше уж так. Нет у меня желания прикапывать обгоревший труп. Или того хуже, коли местные о лесном чудище прознают…
Беседа не нашла продолжения — в осиннике остались лишь шорохи листвы и глухие стуки вонзаемых в землю факелов.
Под пристальным взглядом сумерек со скалистых склонов спустилась ещё одна всадница, но, в отличие от предшественников, она не искала в здешних землях тепла. Наоборот — шла по следу холода… могильного холода. Зажав в кулаке сияющий амулет, Нактарра остановила коня под ветвистой липой, черневшей на фоне сизого неба и походившей на корнеобразную схему кровеносных сосудов со страниц медицинского трактата.
Вдалеке, от края до края, простирался тёмный ельник, взбиравшийся по холмам к туманному плато. Знакомые места… Стоило догадаться: куда же ещё могло направить стопы отродье смерти, как не к зловещему камню Тюрген Кроунт? Что ж, пусть… Сегодня ночью всё закончится — охотница уронила взор на лежащий в жёлобе арбалета болт: серебряный наконечник с глубокой гравировкой в виде трикветра, до краёв заполненной пепельной смолой, разит вурдалаков не хуже солнца.
Комкая сумрачную тишину мягкой поступью, Лайла брела по лесу навстречу последним часам своей жизни. Грусть скинутым после дождя плащом осталась в остове могучего вяза. Теперь же в пустынных закоулках души поселился маленький утешительный огонёк: с рассветом чужой и несправедливый мир станет болезненным сном. Время потеряет всякий смысл. Неясный зимний миг — и талые воды уже смешивают прах с пеплом, объединяя два любящих сердца в подземной вечности.
Напоследок очень хотелось увидеть огненного единорога: попрощаться с прекрасным образом прошлого, возможно, даже коснуться его, вопреки всем предостережениям… Но магия упорно молчала. Любые попытки высечь из воздуха хотя бы искру терпели неминуемый крах — вместо колдовской руны на мертвецки бледной ладони зрела несбывшаяся мечта…