Над Кубанью зори полыхают

Из спальни вышли суровый, побледневший Мишка Рябцев и другой, незнакомый, казак. Они ключами участкового открыли его объёмистый несгораемый шкаф и переложили из него все папки в чувал. Потом пошли с Катериной в её камору, крепко связали вдовушку и ушли…

Только утром на крики Катерины прибежали соседи. А через полчаса вся станица знала, что участкового начальника убили красные. Примчались из Армавира штабс–капитан и есаул из контрразведки.

Они долго допрашивали Катерину. Та плакала навзрыд, хвалила убитого и проклинала убийц. Но по делу она сообщила очень мало, накормила хозяина ужином и легла спать. Ночью на сонную в темноте навалились какие-то бандиты, привязали её к кровати, заткнули рот подушечкой-«думкой». Только утром ей удалось вытолкнуть кляп изо рта и закричать.

Трудно было сказать, по поводу чего больше сокрушались контрразведчики — оттого, что погиб участковый начальник или что исчезли списки осведомителей и другие секретные документы.

Наверное, больше о последнем.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Атаман Евсей Иванович Колесников все сильнее путался в происходящих событиях. Он был уверен, что красные — это босяки–грабители, а белые — защитники порядка и веры. А тут вдруг убедился, что грабители-то — белые. И ещё верные люди сообщили, что у красных и порядка больше и имеются среди них офицеры и даже генералы. Заплутавшись в противоречиях, атаман теперь частенько заводил «политические» разговоры с новым участковым начальником, человеком средних лет, образованным.

— Объясни ты мне, — просил его Евсей Иванович. — Затеяли революцию рабочие Петербурга, поддержали московские, ну и в других там городах. Почему затеяли, мне понятно, кому неизвестно, што война силы измотала, голод доконал рабочих. Невтерпеж стало — вот и взбунтовались В пятом году тоже из-за этого бунт поднимался, хоть и не дошло до того, чтоб царя сбросить. А вот што надо этим большевикам? Не могу понять. Видно, опять жиды подзуживают, не иначе как погубить Россию хочут.

Новый участковый слушал атамана посмеиваясь.

— Вы, Евсей Иванович, как малое дитя рассуждаете! Ведь нынешняя революция — это не та революция, что в пятом году была. Это другая революция. — И раздельно произнёс: — Социа–листи–ческая! — Участковый поднял указательный палец вверх и, обведя в воздухе круг, продолжал разъяснения: — Это, господин атаман, та революция, которая весь земной шар может пожаром охватить, и тогда нашему брату жандарму вместе о атаманами, не говоря о буржуазии, наступит конец.

Атаман сокрушённо качал головой и думал, что хорошо бы снять с себя ярмо атаманское, да как? «Убьют меня не за здорово живёшь вместе с этим новым начальником. Уж очень он грамотный», — размышлял атаман.

Ему было понятно, почему бедные казаки бегут к красным. Но что там делает Митрий Заводнов? Или взять его же, атамана, семью. Старший сын Василий, в чине есаула, где-то под Орлом сражается против красных.

А об Алексее слух прошёл, что дезертировал из армии белых и к красным перекинулся.

И целыми ночами не спал атаман, пытаясь распутать узел, затянутый жизнью.

В одну из вьюжных декабрьских ночей явился домой Василий. Украдкой постучал в окно, с оглядкой пробрался в родной дом.

Точно изголодавшийся волк, накинулся есаул на домашнюю снедь. Рвал крепкими зубами мясо, глотал, не прожёвывая, хлеб, запивал крепким самогоном. А когда наелся, закурил и сказал отцу:

-— Папаша, дела наши дрянь! Отступаем! Бросайте своё атаманство к чёртовой матери, пока не поздно! А что Алешка наш у красных — может, это и к лучшему… Глядишь, сдамся ему и выкрутит он, не чужой ведь.

К Атаман молчал и покряхтывал.

До зари пробыл сын дома, а потом, распрощавшись с родителями, ускакал.

После этого атаман почти перестал бывать в правлении, ссылаясь на болезнь. И вправду, он осунулся и похудел.

Работника атаман рассчитал, пояснив ему:

— Не такая теперь жизня настала, чтобы в дому работников иметь!

Дома решил Евсей Иванович сделать себе тайник. Всей семьёй трудились. Во двор чужих не пускали. Вывели внутри кухни новую стену из досок. Заклинцевали, обмазали и побелили. Вход в просторный застенок устроили под печью, сбоку, да так, что никто в жизни не догадался бы, что это вход в тайник. Из тайника в чащобу молодого вишенника пробили маленькое окошечко — лишь бы человеку можно было вылезти, уж если на то пойдёт. Забор у Колесниковых высокий, каменный, ворота и калитка жестью обиты, изнутри на засов ^запираются, цепных собак на ночь спускают.

Тревожно жил атаман, боялся прихода красных.

Тихо, пустынно в зимней степи. Потрескивают под ветром мёрзлые кустики и былинки. Тонким, хрустящим гололёдом покрылась земля. Желтая луна то выглянет из-за тучи и мёртвым светом зальёт степь, то спрячется.

Медленно, опираясь на палку, едва бредёт по степи кто-то. Часто останавливается. У высокого косогора, за которым начиналась станица, упал. Видно, идти дальше уже не было сил. Любопытная луна выглянула из-за тучи, осветила бледное девичье лицо. Женщина зашевелилась, с трудом поднялась на ноги.