Над Кубанью зори полыхают

— Так вот, трудящийся казак! — усмехнулся Кутасов. — Сам вывезешь на ссыпку хлеб? Или помочь тебе придётся?

— Дык ведь нету же хлебца, товарищ комиссар! Истинный крест нет хлеба! Всё подчистую эти ироды белогвардейцы вывезли.

— Сколько хлеба ты, гражданин Бочарников, сдал белым — нам известно. Известно, и сколько десятин засеял уже после белых. Вот мы сейчас и прикинем, сколько у тебя есть зерна.

Кутасов зачеркал карандашом по листу бумаги, справляясь время от времени в толстой подворной книге.

«Вот пропасть! — думал Бочарников. — Энто насчитают вдвое больше развёрстки! Что делать?!»

И вдруг вспомнилось ему, что накануне ночью, когда он вернулся со степи, сосед Карпуха Воробьев возился под стеной его конюшни. Заглянув через плетень, Илюха заметил, как сосед укладывал в яму тугие чувалы.

«Ежели копнуть из конюшни, то как раз Карпухины чувалы достать можно! —соображал Илья, — А там когда ещё кто хватится! Да и не пойман — не вор!»

— Ладно, товарищ комиссар! — заторопился Илья. — Чего вам голову ломать! Есть трошки хлебца. Ну и я, как сознательный трудящий казак, сегодня же вывезу всё, что с меня положено!

— Так бы давщо, крестный! — снова усмехнулся комиссар. — Ну, ступай, готовь хлеб!

Очень довольный своей ловкостью, Бочарников чуть ли не бегом вернулся домой и сразу же принялся капать яму—подкоп в своём сарае.

И как раз в эту пору Карпуха Воробьев в старых каменоломнях восторженно хлопал по плечу сына.

— Да ведь это ж сам господь бог нам помощь оказует! — приговаривал он, вытаскивая из ямы чувалы Илюхи Бочарникова. — Это он нам помогает.

Рано утром сын Воробьева Серега. выгнал пасти овец к старым каменоломням. Бывшая с ним овчарка вдруг пырнула куда‑то в яму и принялась возбуждённо поскуливать. Серега заглянул в яму и заметил рассыпанное зерно. Он принялся отбрасывать глыбы камня и докопался до плотно уложеных чувалов с пшеницей.

Когда через несколько часов Карпуху Воробьева вызвали в ревком, он козырем, высоко вскинув голову, вошёл в кабинет.

— Так что все положенное с меня я уже вывез, товарищ комиссар! — доложил он. — И не к чему было меня тревожить.

— Что за чудеса? — удивлялся Петр Шелухин, когда Карпуха вышел из кабинета. — Первейший ворюга и жадоба вдруг передовиком продразвёрстки оказался.

А Карпуха, опершись на забор, целый день встречал и провожал знакомых казаков: шлях на станцию шёл мимо его подворья.

— Везешь, кум? —время от времени окликал он знакомых.

Казаки останавливали подводы и подходили к Карпухе.

— А ты? Отсиживаешься? — опросил его кум.

— Я? — в удивлении вскидывал сивые брови Карпуха.

— А то хто же?

— Я свою норму первый на станцию спровадил, — приосанившись, сообщал Воробьев. — Боюсь, вот за последним зерном ещё придут.

— Это‑то так! Всё мотет быть! — Кум с растяжкой вздохнул, почесал под мышкой и, потоптавшись, спросил: — Ну, а как, весь пай будешь пашаничкой засевать аль нет?

— Какой там? Посею лишь бы для себя, остальную землю под залежь пущу! А может, и того не засеешь, говорят, што и семенное зерно дочиста загребут.

— Неужто дочиста? — испугался кум.

И сейчас же решил припрятать весь остальной хлеб.

Карпуха Воробьев был доволен собою. С весёлой улыбкой он окликнул соседа, приехавшего со станции:

— Ну, што, Илюха, повытряс‑то свой хлебец?

— А что же делать, Карпуха? Сам не вытрясешь, другие да ещё с гаком вытрясут.

Бочарников почему‑то эти злые слова говорил с самой весёлой усмешкой.

Вечером Серега, загнав овец в половень, с улыбочкой спросил отца:

— Папашка! Это как называется: вор у вора дубинку украл?

Отец погрозил сыну кулаком:

— Вот я тебе, подлец, погавкаю!

По лесам, по степным балкам и далёким хуторам, точно пчелы, роились банды. Буртовались в эти банды недобитые белогвардейцы, кулацкие сынки и просто всякая уголовная шпана.

Как‑то на дверях ревкома была обнаружена рукописная листовка:

«Краснопузый комиссар Кутасов! Лучше бросай награбленный казацкий хлеб и тикай к чёртовой матери! Хлеб всё равно не выпустим, а тебе распорем живот.

Атаман Буран».

Ходили слухи, что под именем атамана Бурана водил банду поповский сынок Аркашка. Но никто из людей, преданных Советской власти, подтвердить этого не мог. А кулаки молчали.

О содержании бандитской листовки стало известно всей станице. И кое‑кто уже готовил коней для того, чтобы вернуть свой хлеб, когда атаман Буран отобьёт его у красных.

Первый хлебный эшелон под сильной охраной был отправлен со станции в середине дня.

А немного погодя в Кармалиновской балке загрохотала перестрелка и над степью заклубился дым.

Кармалиновская балка — глухой полустанок на большом перегоне между станциями Егорлык и Ново-Александровская. Склоны балки покрыты хмеречем — корневыми побегами вырубленного леса. Высокие бурьяны, непроходимые заросли терновника за войну подползли к самому полотну железной дороги.