Над словами

– Сядь, кир, – сказала Ригрета, и он вслепую сел на стул рядом с ней, не отрывая взгляд. – Как съездил?

– Хорошо. Меня постригли.

– Верделл, тут пирог, – сказала Аяна, пододвигая ему кусок пирога. – Поешь.

– Спасибо, – сказал Верделл, наконец отрываясь от Ригреты. – О. Кирья... Кира, мы ели такое в долине.

– Да. У вас тут с рыбой почти не готовят. А у нас не готовят с изюмом, – вздохнула Аяна.

– С изюмом? – сморщился Верделл. – Фу! Он же как... Как дохлые жуки!

– Довольно смелое заявление после того, что ты рассказал сегодня, – подняла бровь Аяна.

– Ну, на каторге, положим, я и согласился бы, – сказал Верделл. – Но, имея выбор, есть что-то с изюмом? Нет.

– Ты всё же был на каторге? – ужаснулась Ригрета, и беспокойство в её голосе было неподдельным. – В Рети?

– Да. Два года, – сказал Верделл, снова поворачиваясь к ней.

– Выпей ещё, – сказала она, подливая ему вина. – Я очень сочувствую тебе. Очень. Говорят, это страшно. Ладно. Я пойду спать, а то уже поздно. Не так уж я и безнадёжна, как оказалось. Всем спокойной ночи.

Она подмигнула Конде и потанцевала плечами, потом скосила глаза на Верделла. Аяна удручённо вздохнула, провожая её глазами.

– Я не знал, что у тебя тут подруги... такие, – сказал Верделл, доедая пирог.

– Мы с ней ехали по Арнаю.

– Она... она ведь не кирья?

– Актриса. Как я.

– Ты актриса?!

Верделл изумлённо хлопал глазами, глядя на Аяну. Она рассмеялась.

– Да. Баснословно дорогая, насколько я понимаю.

– Жизнь тут не стоит на месте, – покачал головой Верделл. – Да уж.

15. Дэйрто и гадание на птицах

Жизнь не стояла на месте, она двигалась, постоянно, непрерывно, вместе с тем, как двигались облака над заливом за окном спальни. С тем, как плавно и согласно двигались смычки, светлый и тёмный, над струнами кемандже в гостиной, и копыта Ташты, который бодро рысил по дорогам между полей. Она плыла с музыкой над ковром, волнами выплёскиваясь в сад, стекая по ступеням к траве, поднимаясь с маревом очага наверх, мимо сидящего на подоконнике Ишке, и опускаясь вниз со снежинками, с белыми и чёрными камешками дэйрто, которые попеременно ложились на глубоко разлинованную тяжелую доску с четырьмя ножками, изображающими цветы чиарэ. Она перетекала из момента в следующий момент, пугая внезапным ослепительным светом зимней молнии посреди ночи и успокаивая тихими каплями дождя в стёкла, треском дров в камине, сплетающимся паром над чашками ачте с молоком на кухне.

Аяна с нетерпением ждала, когда от Аплайи пришлют новое платье Ригреты, и, когда Арчелл наконец приехал со свёртками, кинулась с ними наверх, перепрыгивая через ступеньку.

Тяжелая седа винного оттенка нестерпимо манила прикоснуться. Девушки застыли над платьем, восхищённо разглядывая детали.

– Но я выбирала другой цвет, – сказала Ригрета, раздеваясь, ныряя в пышную юбку нового нижнего платья и встряхивая в руках красный наряд. – Тот был более малиновый... Помоги-ка с лентами... Ох...

Она глядела в зеркало на свои сияющие глаза, алеющие губы и тёмные волосы, и лёгкий румянец, который появился на её щеках, был совершенно точно не результатом умелого применения помады.

– Аяна, я блистаю! – выдохнула Ригрета в восторге. – Я как пылающая звезда!

Ригрета действительно была прекрасна, и Аяна почувствовала лёгкий укол зависти.

– Ты чересчур красива, – с лёгким недовольством заметила она. – Если нас поставить рядом, меня никто не заметит.

– Да ты что! – воскликнула Ригрета. – Тебе мало того, кто только тебя и замечает?

– Нет.

– Ну вот и прекрасно. А то меня мог бы напугать твой аппетит. Вы не даёте мне спать, – сказала Ригрета, поправляя тонкие оборки нижнего платья в вырезе. – А по утрам меня караулит Верделл, как кот под окном у кошки.

– Я не осуждаю, но ты сама заинтересовала его. Дала надежду... Зачем ты облизнула палец? Он же грезил о девушках лишь во снах. – Аяна присела на кровать Ригреты. – А теперь его женили заочно, и когда он там теперь разведётся – неизвестно. А потом ещё выкуп собирать на свадьбу...

– А как он дёрнулся, когда я предложила сыграть ему на флейте, – хихикнула Ригрета. – Ну ладно. Он ещё ребёнок. Робкий и нерешительный. Правда, вид у него внушительный, конечно. Когда ты рассказывала, я думала, что он такой... Юный кипарис. А он скорее похож на... на дуб.

– Он подрос, – сказала Аяна, откидываясь на кровать. – Он был совсем мальчиком. Моя сестра вышила его имя на полотенце, Верделл носил его в мешке и трогал, когда никто не видел.

– О-о, – растроганно протянула Ригрета. – Ну, невинность – дело такое... Главное, что он порядочный. Ни разу не допустил ничего, что не приличествует киру. Аж досада берёт, такой правильный.

– К вам можно? – спросил Конда от дверей женской половины.

– Заходи!

Конда придирчиво оглядывал Ригрету, снова вызвав укол ревности у Аяны.

– Хорошо. Я не ошибся с цветом. Не хватает одной детали...

Он достал из кармана коробочку. Красная бархатная лента плотно обхватила нежную шею Ригреты, одна-единственная крупная жемчужина в форме капли дрожала над ямкой между ключицами.