Над словами

Верделл кивнул, доел похлёбку, ещё раз взъерошил волосы и прошёлся по дому, осматриваясь.

Аяна сидела рядом с Кондой на лесенке, глядя, как птички пасси ссорятся из-за крошек, когда он вышел к ним с мешками в руках.

– Ты не останешься с мамой? – спросил Конда. – Идёшь на Венеалме?

– Я очень хочу остаться. Но тут нет ничего моего, – грустно сказал Верделл, оглядываясь. – Я с восьми лет тут считай что и не бывал. Я поеду с вами, а днём буду приезжать и помогать маме. Хотя у неё и без меня помощников хватает, – сказал он, покосившись на Кидемту, которая бросала на него заинтересованные взгляды из окошка. – Мне надо прийти в себя.

– Иди сюда, я обниму тебя, – сказала Аяна, вставая.

Он подошёл к ней и обнял. Аяна слегка отодвинулась и весело сморщила брови.

– Ты сильно вырос, Верделл, балбесина. Ты ростом с Конду. Ты стал похож на отца. Конда, когда Исар приедет?

– Пока не знаю. Думаю, мы позже обсудим. Поехали, съездим к Айи, катис Верделл.

Верделл замер.

– Катис? Но... Девочка... – пробормотал он. – Айлита...

– До Айлиты мы ещё доберёмся, – расхохотался Конда. – Пока что у нас получился Кимат.

Притихший Верделл сидел в гостиной с кружкой дымящегося ачте, и Вараделта с Луси украдкой заглядывали в дверь.

– Это какое-то чудо, – пробормотал он наконец. – Аяна была уверена, что родится девочка. Кир Конда, я поздравляю тебя.

Кимат носился по гостиной, залезая на кресла и диваны и спрыгивая с них. Верделл не сводил с него взгляда, потом покачал головой.

– Да уж. И эта история с твоей женитьбой...

– Поэтому тебе пока не стоит высовываться. В доме Пай о тебе никто не знает.

– Воло знает, – сказала Аяна, глядя в кружку, и Верделл вздрогнул.

– Он не будет болтать, – нахмурился Конда. – Ладно. Пойдём, покажем комнату нашему катису.  

14. Пожалуй, я просто промолчу

Большая спальня, прогретая и уютная, явно понравилась Верделлу. Он бросил мешок на пол и подошёл к кровати, недоверчиво трогая её.

– Я почти четыре года не спал на перине, – сказал он весело. – Может, не стоит и начинать?

– Стоит, – вздохнула Аяна. – Стоит, не сомневайся. Я будто попала в оуран, когда впервые легла на перину. После рощ Фадо, которые ты, полагаю, помнишь, ты оценишь разницу. Верделл, у тебя в старом мешке рубашки и штаны. Они теперь сильно малы тебе, и ещё они жутко воняют, думаю, до сих пор. Разбери вещи, хорошо?

– Ну кира, – протянул Верделл.

– Таким голосом у тебя не получится разжалобить меня, – расхохоталась Аяна. – Надеюсь, он не станет ещё ниже, потому тогда тобой можно будет пугать расшалившихся детей.

– Ла-а-адно, – попробовал пропищать он, но не преуспел, и Аяна с Кондой рассмеялись. – Чёрт. Да.

– Держи. – Конда протянул ему мешок, и Верделл развязал его и вынул рубашки и штаны.

– Ох, – сморщился он. – Это что?

– Да-да, – подняла бровь Аяна. – И ты ещё сопротивлялся мытью и стирке.

– А это ч...

Он вынул из мешка полотенце со своим именем и замер, сжимая его в руке, потом повернулся к Аяне.

– Конда ищет её, – сказала она. – Мы верим, что она жива.

Верделл расправил пятнистое, пожелтевшее полотенце в бурых и коричневых въевшихся пятнах, и Аяна шагнула, протягивая руку.

– Давай. Я постираю.

– Я сам, – сказал он вдруг, убирая полотенце обратно в мешок. – Нет. О! – Он выудил гребень из ароматного дерева и поднёс к носу. – Гребень! Уже не пахнет.

– Может, всё же осквернишь его? – спросила Аяна, присаживаясь на кровать.

– Не-ет, – улыбнулся Верделл. – Я берегу это для жены. Однажды я женюсь и подарю жене этот гребень. Кир Конда, а можно мне ко взрослому цирюльнику? Мне так стыдно после этих рубашек. Я оброс, как овца, и стригся ножом.

Аяна замерла и подняла глаза на Конду. Он стоял, нахмурившись и кусая губу, и Аяна схватилась за переносицу. Верделл не знает. Ему не сказали.

– Верделл, – сказал Конда медленно и раздельно, глядя прямо на него. – Ты совершил серьёзное преступление. Слава небесам, это не убийство, иначе тебя бы заклеймили. Но по законам Фадо это не намного лучше.

– Мне сказали, – кивнул Верделл. – Я знаю. Поэтому я удивлён, как меня так отпустили. Неужели поручительства Салке оказалось достаточно?

– Нет, – сказал Конда. – За тебя поручились ещё и Рэн.

Верделл замер, держа в руках гребень и ошарашенно глядя в глаза Конде.

– Но как? – пробормотал он. – Почему?

– Это род твоей жены.

Гребень тихо упал на ковёр и отскочил, подпрыгнув. Верделл молчал, потом сжал челюсти, скрипнув зубами.

– Я понял, – сказал он негромко. – Ясно.

Конда прищурился, и взгляд был острым и жёстким.

– Ты не хочешь ни о чём спросить?