Надежда Дурова. Русская амазонка

Кого только не собрал Наполеон под свои знамена! Французы, итальянцы, испанцы, австрийцы, пруссаки, вестфальцы, баварцы, поляки – поистине вся Европа приготовилась убивать русских, грабить и жечь их города и деревни, хотя Россия этим «цивилизованным» нациям ничем не угрожала и захватнических планов не лелеяла…

Агрессивные намерения Наполеона не были тайной ни для русского правительства, ни для русского общества. Группа русских генералов (Барклай де Толли, Багратион, Ермолов и другие) разработала и осенью 1811 года передала царю свой план войны с Наполеоном. Он предусматривал превентивный удар по агрессору со вступлением русской армии в Польшу. Но Александр I от него отказался. Однако один из элементов этого плана – выход полков 2-й Западной армии, подчиненной князю П. И. Багратиону, из района зимней дислокации на Волыни к границам герцогства Варшавского – был осуществлен в апреле – мае 1812 года.

Литовский уланский полк в это время входил в состав 4-го кавалерийского корпуса генерал-майора графа К. К. Сиверса, приписанного ко 2-й Западной армии. Воинские части кавкорпуса как раз и подошли вплотную к границе. Весь май и первую половину июня 1812 года они несли круглосуточное дежурство, которое Надежда Андреевна и описала в своем произведении: «Каждую ночь лошади наши оседланы, мы одеты и вооружены; с полуночи половина эскадрона садится на лошадей и выезжает за селение содержать пикет и делать разъезды…»

Местопребывание полка можно определить по рапортам за май и июнь 1812 года. Он находился в Брест-Литовском уезде Гродненской губернии. Штаб располагался в местечке Каменец-Литовск, совсем рядом с русско-польской границей. Два эскадрона полка (256 строевых лошадей) были в это время в городе Мозыре вместе с другими частями 2-го резервного корпуса. Другие восемь эскадронов квартировали в разных селах и городках на расстоянии 10–25 верст от Каменец-Литовска.

Эскадрон полковника Скорульского, разделенный на взводы, размещался в четырех деревнях: Стопичов, Шишово, Млынович, Линевичи. В нем состояло 5 обер-офицеров, 11 унтер-офицеров, 3 трубача, 55 «товарищей» и 66 «шеренговых», 130 строевых лошадей. Сила взвода доходила до 14 с половиной рядов (29 всадников).

Дурова подробно рассказывает о своих мыслях и чувствах в эти тревожные дни, но ничего не сообщает о боевом духе полка, о настроениях, царивших среди литовских улан. На самом деле ситуация в этой воинской части была очень непростой. Подавляющее большинство нижних чинов было завербовано в Виленской, Минской и Гродненской губерниях, и теперь среди них ходили прокламации, в которых Наполеон обещал восстановить Великое княжество Литовское именно в таких пределах. Все это стало известно командованию 2-й Западной армии. Князь Багратион, не на шутку встревоженный, обратился с письмом к военному министру и просил его заменить эту воинскую часть, ставшую ненадежной, любым другим полком легкой кавалерии. Замену произвести не успели.

«Неблагонадежность» – очень суровый приговор, особенно – ввиду уже начавшейся кампании с французами. Скорее всего, шеф полка Тутолмин каким-то образом узнал о письме Багратиона. Под благовидным предлогом он поспешил покинуть свою воинскую часть. Дурова с досадой пишет об этом: «Худо остаться без настоящего начальника! Полковой командир (здесь ошибка – шеф полка. – А.Б.) Тутолмин отрапортовался больным еще в Бельске и оставил нас на произвол судьбы; нами командует теперь Штакельберг, подполковник Новороссийского драгунского полка…»

Полковник Тутолмин знал, что делал. На имя полка легло темное пятно. Никакие боевые отличия, никакие лишения и трудности, пережитые литовскими уланами вместе со всей русской армией в 1812 году, уже не могли повлиять на мнение о них высшего начальства. Опасаясь измены, Литовский уланский полк держали в резерве при сражении с польской кавалерией под селением Мир 27 июня (в атаку ходил только лейб-эскадрон), в боях под Романовом и Дашковкой 2 июля и 16–17 июля. Лишь в начале августа, когда 2-я Западная армия подошла к Смоленску, литовских улан впервые отправили на передний край, потому что войск катастрофически не хватало, на счету был каждый солдат.

Но подтвердилось ли во время отступления русской армии от Гродно до Смоленска мнение князя Багратиона о нижних чинах Литовского полка («не достанет меня заниматься укрощением побегов и своевольств общих почти всем вербованным полкам»)?