Все строевые чины уланских полков носили форменную одежду, заметно выделявшую их среди других частей русской армии. Эта униформа заключалась в темно-синей куртке с короткими фалдами, украшенной цветными лацканами (отворотами) и обшлагами. Каждый полк имел воротники, обшлага, лацканы особого цвета. Например, в Литовском полку воротники были темно-синими с малиновой выпушкой, лацканы, обшлага – малиновые, в Чугуевском полку – воротники полностью красные, красные лацканы, обшлага. Характерной особенностью этих воинских частей также была довольно высокая шапка (до 23 см) с четырехугольным верхом, обшитым цветным сукном, в каждом полку особого цвета. Например, в Литовском – белого.
Офицеры уланских полков отличались от рядовых тем, что имели эполеты, общеармейские шарфы из пряденого серебра с черным и желтым шелком, с длинными кистями на конце и лядунки на 6 патронов с галунной перевязью. В Литовском полку эполеты были серебряными, на малиновом «корешке»…
Шефом Литовского уланского полка в 1811 году являлся полковник 42-х лет от роду Дмитрий Федорович Тутолмин, из дворян Курской губернии Старооскольского уезда, холостой. Тутолмин принадлежал к старинному дворянскому роду и был человеком богатым: он владел более чем 600 душами крепостных крестьян «мужска пола». Военную службу он начинал в гвардии в 1790 году, в Литовский полк прибыл в 1809 году с чином полковника. Вместе с ним здесь служил его младший брат Иван Федорович Тутолмин.
В отличие от шефа Мариупольского гусарского полка генерал-майора барона Егора Ивановича Меллер-Закомельского, который мало общался со своими офицерами вне службы, Тутолмин жил широко и открыто и считал офицеров-литовцев членами своей семьи. Дурова с большой симпатией пишет об этом человеке:
«Тутолмин – красавец; хотя ему уже сорок четыре года, но он кажется не более двадцати восьми лет; девицы и молодые дамы окружных поместьев все до одной неравнодушны к нему; все до одной имеют против него планы; но он!.. Я не видала никого, кто б холоднее и беспечнее его смотрел бы на все знаки участия, внимания и потаенной любви. Я приписываю это слишком уж высокому мнению о самом себе. О, в сердце, наполненном гордостию, нет места любви!.. Наконец стальное сердце Тутолмина смягчилось! пробил час его покорения!.. Графиня Мануци, красавица двадцати восьми лет, приехала к отцу своему, графу Платеру, в гости и огнем черных глаз своих зажгла весь наш Литовский полк. Все как-то необыкновенно оживились. Все танцуют, импровизируют, закручивают усы, прыскаются духами, умываются молоком, гремят шпорами и перетягивают талию…»
Согласно полковому расписанию на 1 июня 1812 года корнет Александров числился в эскадроне полковника Скорульского, входившего в первый «шефский» батальон. Вместе с ним там служили ротмистр Подъямпольский, штабс-ротмистр Тутолмин 2-й, корнеты Чернявский, Торнезио 1-й и Торнезио 2-й.
Поскольку Скорульский в это время находился под судом и следствием в Виленском ордонанс-гаузе, то эскадроном фактически командовал ротмистр Петр Сидорович Подъямпольский, 35 лет от роду, из дворян Рязанской губернии Пронского уезда села Ухоры, где за ним состояло 22 крепостных крестьянина, холостой.
Подъямпольский начал служить в возрасте 17 лет, юнкером в Сумском гусарском полку. Первый офицерский чин он получил через полтора года. В июле 1803 года Подъямпольский был произведен в поручики и перевелся в Мариупольский гусарский полк. С этим полком он совершил поход в Австрию в 1805 году и сражался с французами у Штемберга, Кремса и Аустерлица, где с отличием командовал полуэскадроном и удостоился награды – ордена Св. Анны 3-й степени. Петр Сидорович познакомился с Дуровой в Мариупольском полку, их знакомство продолжалось два года, затем Подъямпольский перешел в Литовский уланский полк. Здесь в марте 1810 года он стал штабс-ротмистром, а в сентябре 1811-го – ротмистром.
Надежда Андреевна дает ему такую характеристику: «Лучший офицер в полку нашем, храбрый, опытный, строгий к себе столько же, как и к другим». Подъямпольский заботился о юном корнете. «Кавалерист-девица» вкладывает в его уста следующую сентенцию: «У меня сердце обливается кровью при одной мысли видеть тебя убитым. Не знаю, Александров, отчего мне кажется, что если тебя убьют, то это будет убийство противное законам; дай Бог, чтоб я не был этому свидетелем!» Ротмистр действительно, как мог, оберегал в суровых испытаниях 1812 года русскую амазонку.
Судя по всему, тесные дружеские отношения связывали всех молодых офицеров эскадрона полковника Скорульского, и в книге Дурова живо рисует картины походного армейского быта, трудности которого они преодолевали вместе: