Надежда Феникса

Ну вот, я теперь самая настоящая алая сирин. Вся красная. Не только волосы.

— Ты так соблазнительно краснеешь, Надежда, — произнес он настолько низко и хрипло, что я вздрогнула. Еще и это его «Надежда», а не привычно снисходительно–равнодушное «ларэй» подстегнуло воображение, нарисовав совершенно непристойную картину, в которой мы двоесплетаемся в объятиях, а он его повторяет. Снова и снова, на пике наслаждения.

Ну и фантазии у вас, Надежда Игоревна!

— Это закат, — не растерялась я. — И волосы. Цвет волос в солнечном свете отражается на коже.

Дабы не рассуждать дальше на тему моей красноты, я взялась за ремень его брюк, а Феникс неожиданно перехватил мои пальцы. Коснулся их губами, снова прошив током, кажется, все мое тело.

— Мы вроде собирались к делу переходить, — стараясь не растворяться в этих прикосновениях, прошептала я.

— Мы и переходим. Или ты куда–то спешишь?

Хочешь перейти на «ты» с его императорским величеством? Займитесь… в общем, скрепите свое деловое соглашение практикой. Он мне уже тыкает, и не заикается. А еще смотрит так, будто ему правда не все равно, и не нужна ему от меня только сила. Так может, стоит поддаться этой сладкой иллюзии? На одну ночь.

Почему бы и нет.

— Нет, — отозвалась в тон ему. — Нет. Никуда не спешу.

Облизнула почему–то вмиг пересохшие губы и дернулась, когда он одним резким движением склонился надо мной, впиваясь в них. Это был ни на что не похожий поцелуй. Совершенно ни на что не похожий, глубокая, невыносимо–сладкая ласка, от которой я полыхнула еще сильнее. Вот только теперь не от смущения. От текущей по телу неги, от прикосновения обнаженной кожи к коже, от резкости напора, когда он коленом развел мои бедра.

Таким, пожалуй, мог быть бы мой первый раз с любимым мужчиной…

Я испугалась этой мысли гораздо больше, чем даже того, как откликалось на его прикосновения мое тело. Минуты назад я сравнивала его с музыкантом, и вот меня словно под него делали. Как уникальный музыкальный инструмент, который выдающиеся скрипачи или виолончелисты везде таскают с собой, и которые потом пылятся в музеях как «одни–единственные» и волшебные.

— Х-хватит, — дернулась, когда поцелуй перетек на плечо, на ключицу, обманчиво–близко к такой чувствительной груди. — Нет. Мне так не нравится. Все!

Феникс остановился столь же резко, сколь и поцеловал — после моего ответа. Глаза потемнели, искры погасли.

От брюк он избавил себя сам, и теперь уже склонялся надо мной в той самой опасной близости, которая вот–вот сделает мужчину и женщину единым целым. Я даже чувствовала своим бедром то, что нас этим единым целым сделает, и от этого снова и снова кидало в дрожь. Не то потому, что хотелось почувствовать его в себе, не то потому, что я этого безумно боялась.

В наш продвинутый век надо было быстрее прощаться с девственностью, тогда бы не тряслась сейчас, как осиновый лист. Особенно когда скользнула взглядом между нашими телами и поняла, что мало мне не покажется.

Ладно. Хорошо. Спокойно, Надя.

Все когда–то случается в первый раз.

Феникс истолковал мое замешательство по–своему, потому что, приподнявшись на локтях, произнес:

— Повторяйте за мной, ларэй.

Да, лучше ларэй и на «вы».

— Я…

— Я…

— Алая сирин, наследница Хиаэран Пятой…

— Алая сирин, наследница Хиаэран Пятой…

— По своей воле и из добрых побуждений соглашаюсь передать свою силу.

— По своей воле и из добрых побуждений соглашаюсь передать свою силу.

— Леграну Армарену Леах, императору великой Земли, объединенной и благословленной магией.

Да. Мало кто может похвастаться первым разом с иномирным императором, который, к тому же, заставил тебя читать речь.

— Леграну Армарену Леах, императору великой Земли, объединенной и благословленной магией, — повторила я слово в слово. — Что–то еще?

— Теперь просто чувствуй мою силу. Позволяй ей проникнуть в свою. И не закрывайся.

Мне одной кажется, что это двусмысленно прозвучало?

Я все–таки вздрогнула, когда его губы снова накрыли мои, но это было уже совсем иначе. Для ритуала, я это почувствовала, а еще почувствовала, как сила, отражавшаяся в его глазах, рассыпается вокруг нас золотом искр и сиянием язычков пламени. Вмиг осветив комнату, погрузившуюся в сумерки после двойного заката, она ударила в меня с такой яростной мощью, что на миг перехватило дыхание.

Потом перехватило повторно, когда я увидела, как за его спиной раскрылись тонкие, словно призрачные контуры крыльев.

И в этот момент отчетливо осознала, что свою силу я не чувствую.

Вообще.

Совсем.

Я поняла это по отсутствию «солнца» в груди, а еще по пристальному взгляду Феникса, который словно пытался его из этой самой груди выколупать. Причем сейчас его интересовала явно не грудь!

— В чем дело? — холодно спросил он.

Настолько холодно, что я замерзла, как героиня фильма–катастрофы: мгновенно и без прелюдий. Хотя, если уж говорить о прелюдиях, совсем недавно полыхала от жара.

— Не знаю, — честно призналась.

— Ты была полна силы, Надежда. Я это чувствовал. Чувствовал не раз.