Надежда (Сергеевна)

Но работы было по горло, и тут ребята майора Гравера могли помочь. Конечно, никто из них не обладал достаточной квалификацией, чтобы разбираться в пиратском наследстве, но там, где требовалось взрезать наглухо заклинившие переборки или разбирать завалы и тушить последние пожары, они оказались незаменимы. Особенно когда Гурий с дальним прицелом пообещал, что все, что может приглянуться — как сувенир или полезная в хозяйстве вещь — разрешено брать с собой. Мародерство у солдата в крови и не важно, в какой армии служит этот солдат — в фаланге Александра Македонского, дружине Игоря Святославича Новгород-Северского, армии Наполеона или заштатном гарнизоне пограничного форта отсталой планетки на окраине империи. Неприятно, конечно, было видеть, как солдаты энергичными муравьями рассыпались по останкам корабля, хватая все, что плохо лежит и «с мясом» отрывая все, что лежит хорошо, зато этот жест раз и навсегда примирил Гурия с Гравером. Особенно после того, как майор Гравер побывал в капитанской каюте и вынес целый баул добра.

Но главная добыча не была добычей в прямом понимании этого слова. В грузовом отсеке обнаружили погруженные в анабиоз тела захваченных людей, а медицинское оборудование, хотя и серьезно пострадало, все же могло быть починено, и с его помощью можно было разбудить всех несостоявшихся рабов — в количестве почти полусотни человек. Нашлось и несколько десятков живых — тех, до кого, судя по всему, просто не дошла очередь.

Они были заперты в соседнем грузовом отсеке, и достучаться до них удалось только через час, а вызволить — еще через три часа отчаянных усилий.

В грузовом отсеке, увы, не было предусмотрено системы кондиционирования воздуха и жизнеобеспечения — предполагалось, что во время аварии тут не должно находиться живых существ, а контейнерам и коробкам с товарами дышать не обязательно. Поэтому запертые в отсеке люди в последние минуты работы отчаянно колотили в переборки изнутри, давая понять, что кислород, силы и терпение на исходе.

Когда переборка была взрезана, ее буквально выбила изнутри рвущаяся на свободу людская масса. Полицейским пришлось навалиться, силой удерживая толпу:

— Назад! Назад! Женщины и дети вперед!

— Вот именно что женщины! Пустите! — пронзительный женский фальцет легко перекрыл гомон и крики. — Куда прешь? Посторонись!

Отчаянно работая локтями и коленями — со всех сторон раздавались крики боли — к выходу пробиралась дородная старая дама, на локте которой буквально висел вцепившийся в нее женоподобный молодой человек, зажмуривший глаза и непрестанно что-то лепечущий.

— Пустите… простите… простите, — повторял он, как заведенный.

— Посторонитесь! Дорогу даме! — кричала его спутница тем же фальцетом, который так не вязался с ее телесами. — Иди ты знаешь, куда? К своей маме!

Растолкав не только толпу спасенных, но и полицию, она прорвалась в коридор, все еще волоча на себе молодого человека.

— Где командир! Я требую начальства! — кричала она.

Гурий мужественно шагнул вперед:

— Капитан полицейского патрульного крейсера «Стремительный» Гурий Хватов к вашим услугам. Что случилось?

— Я требую… — женщина оглянулась по сторонам, явно что-то просчитывая, — чтоб нас спасли…А? Что? Уже спасают? Ну тогда…Тогда я требую особых условий! Кошмар! Позор! И это космофлот! Я целых пять часов в уборной не была! Не говорю уже о пище и напитках! Нас не кормили! Нас держали в изоляции! Над нами издевались. Нас всего лишили!

— Вам возместят ущерб, — Гурий мысленно сделал пометку как-нибудь поделикатнее намекнуть солдатам майора Гравера, что в грузовых отсеках могут храниться личные вещи потерпевших, и тогда это уже не мародерство, а кража.

— Да если б дело было только в этом! — женщина выразительно закатила глаза. — Комфорт и отдых — это благодать! Ценнее благ цивилизации на свете нет ничего, не стоит и искать! Ах, как же я страдаю! Как мне плохо!

Она закрыла лицо свободной рукой и покачнулась с явным намерением упасть на пол. Ее спутник, который сам нетвердо стоял на ногах, затрепетал и попытался подставить ей плечо, но был отстранен с брезгливым видом. Зато на Гурия навалились всем весом, позволив сквозь комбинезон и форменную куртку ощутить мягкость и массу плеч, грудей и живота, обтянутого платьем из латекса. Несмотря на «невыносимые страдания и лишения», на нем сохранились стразы и вышивка, которые сами по себе стоили немало.

— Я не могу здесь больше оставаться! — простонала женщина. — Как можно было так над нами издеваться? Мы — люди, а не вещи, а они… Скорее бы забыть все эти дни!

Кивнув старшему помощнику — мол, принимай командование, не видишь, что на мне висят мертвым грузом? — Гурий кое-как поволок стенающую спутницу прочь.

Рубка «Чудовища», как ни странно, не отвалилась, и до нее можно было добраться по внутренним переходам, хотя путешествие и было сопряжено с определенными трудностями — часть переборок буквально вывернуло наизнанку, так что пришлось то и дело перелезать через преграды или сгибаться в три погибели.