Надежда (Сергеевна)

— Куда, скажите вы мне, тащите меня? — капризно постанывала женщина. — Разве не ведомо вам, кто я?

Гурий честно ответил, что не в курсе.

— Как? Неужели не читаете вы книг? Скажите, как же можно жить без них?

— Да вот так живем… Служба! Не оставляет времени ни на что, — пропыхтел Гурий, преодолевая последнее препятствие и сваливая женщину в одно из кресел в рубке. Тут уже трудились двое полицейских — один копался в памяти бортового компьютера, другой методично обыскивал помещение. Среди конфискованного добра оказалась емкость с какой-то жидкостью. Прочитав надпись на этикетке, Гурий невольно присвистнул — одна бутылочка этого коньяка стоила полторы его месячной зарплаты. Хорошо живут пираты! Еще одна такая заначка, и он всерьез решит, что на той стороне закона печеньки вкуснее.

— Прошу, — тем не менее, он наполнил найденную тут же рюмку, поднес женщине. — Надеюсь, это придаст вам сил!

Она придирчиво понюхала коньяк, скривилась, закатив глаза, а потом так лихо опрокинула в себя всю порцию, что Гурий только рот открыл.

— Прекрасен, что и говорить, — изрекла женщина, прислушиваясь к ощущениям в желудке. — Не соблаговолили ль повторить?

Гурий повторил, чувствуя себя официантом.

— Простите, но если вы уже пришли в себя, может быть, представитесь?

Женщина поперхнулась коньяком.

— Вы… вы… все-таки не знаете, кто я? — судя по изменившемуся голосу и выражению лица, это стало для нее шоком еще большим, чем плен и все, что с ним связано.

Он только покачал головой:

— Королева Чинтры? — наугад назвал ближайшую звездную систему, где сохранилась монархия.

— Берите выше! — вместо женщины отозвался ее женоподобный спутник. — Перед вами сама Бриллиантина Перламутровая, всемирно известный автор нескольких сотен…

— Ровно пятисот шестидесяти, — скромно уточнила она.

— …пятисот шестидесяти любовно-фантастических поэм!

— Романов в стихах, — опять добавила она. — Не считая неоконченных произведений, а также повестей, рассказов, пьес…

— Ого! А вы — ее супруг?

— О, — молодой человек пошел красными пятнами, — я не удостоился такой чести. — Я состою при особе великой писательницы всего-навсего как стилист и косметолог. Это большая честь, состоять при самой Бриллиантине Перламутровой! И вы должны гордиться тем, что она снизошла до вас. Она такая нежная, хрупкая, ранимая… И пережить такое потрясение, которые испытали мы все…

— Да-да, понимаю, — покивал Гурий. — Значит, ваш муж…

По счастью, его ошарашенный вид послужил к его чести — Бриллиантина Перламутровая была вполне удовлетворена выражением лица своего спасителя и мигом простила ему все промахи в прошлом и, авансом, в будущем.

— Супруг мой остался дома, — изрекла она. — Представляю, как стал бы он переживать. Потеря для него была б невосполнима…

— Следовательно, — усмехнулся Гурий, — его можно поздравить. С вашим… хм… спасением?

— Да, встретить вас — уже большая честь… Скажите, а у вас супруга есть?

— Э-э… нет, — слегка опешил от такой резкой смены темы Гурий.

— Счастливица! — возопила Бриллиантина Перламутровая, воздевая руки. — Герой романа достанется кому-то поздно или рано!

— Ну… — Гурий понял, что сказать ему, в сущности, нечего.

— Я напишу про вас роман! — вдохновенно взмахнула рюмкой Бриллиантина. — Герой межвездных трасс ведет борьбу со злом, ища возлюбленную, что в плену томится! Уже названье есть «Я, звездный рыцарь…» Вам нравится?

Он смог только кивнуть.

— О да! — уже не просто вещала, а чуть ли не кричала автор любовных романов. — Ко мне вернулось вдохновенье! Скорее диктофон, компьютер, инфранет… На свет давно уж просится творенье! Сдержать порывы страсти силы нет! Вы жизнь мне возвратили, смелый рыцарь! Прочь, — вскочив, Бриллиантина решительным жестом отмела в сторону полицейского, копавшегося в недрах пиратского бортового компьютера, — здесь история вершится!

Ее восторг был так силен и искренен, что Гурий поспешил убраться подальше. Еще, чего доброго, женят! Нет, он был в принципе не против, но не таким способом! Кроме того, он всегда может сослаться на обязанности капитана. Мол, с превеликой радостью остался и стал свидетелем рождения шедевра, но дела-дела-дела…

То счастье, когда спасение — в работе.