Надежда (Сергеевна)

Шорох. Шаги. Идут с двух сторон, весьма грамотно забирая его в клещи. Заметили, где он упал и куда пополз? Может быть. А, не все ли теперь равно!

Прицелившись получше, Таммо дождался, когда в просветах ветвей мелькнет чужое лицо и нажал на кнопку.

Шоррен бежал. Никогда еще ему не приходилось так бегать. Он мчался напрямик, через лес, с маху перескакивая через поваленные деревья и огибая кусты. Несколько раз чудом не спотыкался, в самый последний момент успевая поставить ногу не туда. Лес столько времени был для него другом и домом, и сейчас мужчина доверился лесу и инстинктам.

И те сработали правильно, когда через милю он вырвался на проезжую дорогу. Понадобилось всего две-три секунды, чтобы сориентироваться и выбрать верное направление — большинство дорог в этом лесу пролегали строго по прямой, изгибаясь лишь на перекрестках или при встрече с непреодолимым препятствием. Так делалось для простоты и быстроты — чтобы из форта как можно скорее пришла помощь, дабы усмирить бунтующих каторжников. По той же причине и все старые поселки располагались примерно на одинаковом расстоянии от форта — дороги расходились от него лучами. Приезжавший по этой колее раз в месяц в течение многих лет, Шоррен практически с первого взгляда узнал приметное дерево и сообразил, что до форта около десяти километров. А хоть бы и двадцать. Он должен успеть. А там — будь, что будет!

— Стреляют?

Сандор замер, вытянув шею и разинув рот. В другое время Рой посмеялся бы — слишком уж потешно выглядел тот — но не сейчас, когда и его ухо уловило знакомые звуки.

— В поселке.

Одного слова оказалось достаточно, чтобы мужчины сперва застыли, прислушиваясь, а потом, не сговариваясь, сорвались с места. Рой задержался только для того, чтобы забросить Круса себе на спину:

— Держись!

Напуганный мальчик не издал ни звука. Только детские ручонки крепко, до судорог и удушья, сомкнулись на горле мужчины, когда Рой вслед за остальными сорвался с места и кинулся к поселку.

После того, как были освобождены пленники, Гурий решил перегнать катер поближе к форту, усадив его на открытой площадке неподалеку от его стен. Тут же разбили палаточный лагерь, поскольку ни форт, ни катер одновременно вместить такое количество гражданских был не в состоянии. И, хотя ни ограды, ни охраны особой выставлено не было, Гурий распорядился все-таки держать часового на наблюдательном пункте.

Он-то первым и заметил, как из леса, шатаясь и поминутно спотыкаясь, буквально вывалился человек. Еле передвигая ноги, он с трудом дотащился до дороги и упал на обочине.

Часовой выстрелил в воздух, привлекая внимание, и сорвался с места, подбегая к упавшему. Тот был в сознании и крепко вцепился в протянутую руку:

— Пираты…

Он остановился только один раз, для того, чтобы силой разжать судорожно сведенные на шее руки ребенка. Подавленный всем происходящим Крус только пискнул, когда его приподняли, как котенка и усадили на ветку ближайшего дерева:

— Лезь наверх. И, пока не позову, не спускайся. Понял?

— А…ты? — мальчик, тем не менее, послушно обхватил ствол обеими руками.

— Я вернусь.

Больше Рой не прибавил ни слова. Некогда. На поляне было почти две дюжины пиратов. Многовато для семерых. Но у бригады было одно преимущество — пираты, если о них и знали, то не подозревали, когда и с какой стороны они подойдут.

Первые выстрелы прозвучали, когда мужчины были еще за кустами. Трое подстреленных пиратов упали сразу, еще двое грузно осели на землю, хватаясь кто за простреленную ногу, кто за бок. Уцелевшие открыли ответный огонь, прячась за деревьями. Их было мало, они не были профессиональными военными, но у них было одно преимущество — внезапность. И то, что по крайней мере один человек, стреляя короткими очередями, никогда не промахивался.

Еще когда началась перестрелка, Надежда заперлась в доме, заняв позицию у одного из окон. Время от времени она выглядывала из-за края рамы, если видела, что кто-то из пиратов неосторожно повернулся к ней спиной, и стреляла — больше навскидку, не целясь, стремясь не столько убить, сколько отпугнуть. Опасаясь, что пираты полезут в дом, дабы обороняться за его стенами, она заперла все двери — входную, переднюю, кухонную, и металась по спальне от окна к окну, готовая до последнего защищать детей и Лео Ларсона. Тот раз или два пытался окликнуть ее, чтобы забрать у женщины оружие, но всякий раз натыкался на такой злой взгляд, что затихал.

После того, как стрельба снаружи прекратилась, и наступила блаженная тишина, Надежда не сразу решилась выпустить лазерник из рук. Перестрелка закончилась. Что ее ждет? Победа или поражение? Сердце Надежды так бешено колотилось, с такой скоростью гнало кровь по жилам и стучало в ушах, что она не могла разобрать, чьи шаги и голоса доносятся снаружи. А выглянуть и посмотреть не могла себя заставить. А вдруг враги подкрались к окнам и только того и ждут?