К тому времени они, все пятеро, забились в одну комнату — ту самую, отделенную от спальни обычной ширмой, которая не могла бы защитить даже он удара кулака. Ларсон полусидел на постели. Дети, выбравшись из-под кровати, лежали у него на коленях. Надежда застыла у двери, двумя руками сжимая лазерник и пытаясь разобрать хоть что-то снаружи.
— Там все тихо, — негромко промолвил Ларсон. — Я…
Она свирепо сверкнула в его сторону глазами — молчи. Но мужчина не унимался:
— Кажется, там наши…
— Цыц!
А потом в дверь постучали.
К тому моменту женщина уже настолько переволновалась, что едва не выстрелила в дверь. Удержало ее только то, что зарядов осталось немного и следовало экономить. Но, если выяснится, что победили пираты, ее защитники-мужчины либо перебиты, либо в плену, ей остается только одно — покончить с собой и детьми, дабы не доставались врагу. Сама мысль об этом приводила в ужас. И потом — одно дело, если действительно не осталось больше никого, и другое дело — Лео Ларсон. Вот он, мужчина. Пусть раненый и ослабевший, но рядом с ним можно было надеяться…
Стук повторился, громче и решительнее, хотя и приглушенный расстоянием.
— Надо посмотреть, — сказал Ларсон.
Надежда скрипнула зубами. Она и сама понимала, что не стоит сидеть тут, как зверек в норе, что надо выбираться. Но… не навстречу ли смерти?
А впрочем, не все ли равно? Если победили пираты, ей остается только умереть.
На всякий случай взяв лазерник наизготовку, она медленно приблизилась ко входной двери. Прислушалась. Снова раздался стук.
— Натеша? — глухо прозвучал знакомый голос. — Натеша, вы там? Вы… живы?
— Рой, — сами собой шевельнулись губы. — Рой? Это ты?
— Я. Ты… жива?
От осознания того, что по крайней мере остался хоть кто-то, коленки Надежды подогнулись, и она чуть было не упала, сползая по стене на пол. Усилием воли удержавшись на ногах, все-таки отодвинула засов, распахивая дверь.
Рой стоял на пороге, и Надежда сразу оказалась в его объятиях. Отбросив лазерник, она вцепилась в мужчину, как клещ, рыдая от счастья и запоздало накатившего страха. Он на руках снес прильнувшую к нему женщину наземь, где ее окружили остальные. Каждому, даже Блуку, хотелось ее обнять, поцеловать, потормошить, просто потрогать и убедиться, что она жива и здорова. Понадобилось несколько минут, и три ранения — у Итакке была прострелена рука, Граку пуля чудом не выбила глаз, Сандор припадал на ногу — чтобы все немного успокоились.
— А где Таммо?
— Таммо…
Она только сейчас, кажется, сообразила, что старика рядом нет.
— Он был здесь, но…
И с опозданием поняла, что — вернее, кто — отвлек от нее пиратов.
— Сандор, Итакке, Грак — останьтесь. Блук, Джон и Якоб за мной! — правильно понял ее молчание Рой. — А ты, — кивнул Надежде, — сними Круса. Он там, на дереве, на опушке. Ждет!
И первым побежал вглубь леса.
Встреча с сыном, которого не чаяла увидеть живым и невредимым, ненадолго отвлекла Надежду от всех волнений. Она успела и обнять мальчика, и расцеловать, и как следует отшлепать и утешить его, плачущего от боли, и принять его извинения, вполне с ним примирившись и даже отыскала ему остатки утренней каши взамен уничтоженного пиратами супа, прежде, чем вернулась поисковая группа. Женщина из окна увидела их возвращение и, бросив детей на безропотного Ларсона, выскочила навстречу.
— Таммо!
Тело старика осторожно уложили на траву. Надежда подлетела, упала на колени, замерла, задохнувшись, а потом порывисто обняла его голову, прижала к груди. Слез не было. Была только обида и тяжесть в груди.
— Отец, — прошептала женщина слово, которого не было в ее жизни с самого детства. — Как же так?
Мужчины молча стояли над ними.
Кладбище при поселке было устроено еще с тех времен, когда тут обитало больше двух дюжин каторжников. Останки этих людей никто не собирался доставлять на родину, и им предстояло покоиться на той планете, где их настигла смерть. Исключение сделали только для Круса-Вонючки — его останки разбросало на холме, перемешав с останками его обитателей. Даже если покойник пал жертвой местного хищного животного или растения, здесь хоронили то, что удалось спасти.
Кладбище разбили метрах в двухстах от поселка, на поляне, где всякую растительность извели под корень, так что и несколько лет спустя только мох и низкорослые папоротники росли среди могил. От берега реки принесли подходящий камень. Завернутое в одеяло тело осторожно опустили в яму, остановились в молчании. Надо было что-то сказать, какое-нибудь напутственное слово или даже молитву, но все молчали. Было слишком тяжело.
— Он… все боялся, что не сумеет меня защитить, — прошептала Надежда, чувствуя, как горло перехватывает от боли.
— Он это сделал, — Рой тяжело, устало обнял ее за плечи. — Дорогой ценой, но и ты для нас слишком дорога.
Женщина прикусила губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства. Не выдержала, всхлипнула и уткнулась Рою в грудь, давясь запоздалыми рыданиями.
Возвращались медленно, неохотно — мертвым отдали долг, теперь пора было заняться живыми. И издалека заметили, что у них снова гости.