Надрыв

– Не думаю. Не стоит пятнать любовь дружбой.

Она грустно посмотрела на меня. Я двинул глазом в ее сторону, а потом вновь вернулся к дороге.

– По-моему, ты и сама это понимаешь. Мы общаемся, да, но разве это дружба? Ты давно для меня чужой человек.

Общаемся? Это громко сказано. Я лишь пару раз попросил повторить слова преподавателя, когда не успел записать, в очередной раз погрузившись в свои мысли.

– Ты прав. – Она немного помолчала, потом продолжила: – Все равно это как-то странно. У меня есть другой, а у тебя…

– …у меня есть я.

– Да, – как будто с облегчением сказала она. – А ты никогда не думал о том, чтобы попробовать все с начала?

Я остановил машину возле недорогого бара, в котором иногда бывал.

– Нет, – твердо соврал я, посмотрев на нее. Она грустно улыбнулась.

Мы вышли из машины. Дождь кончился. Бар оказался закрыт. Я тихо выругался.

– Что ж… – начала она.

– Да. – Я протянул ей руку.

Она дотронулась до моей ладони, но внутри меня ничего не отозвалось. Ничего не воскресло. Ничего не зацвело.

– Значит… Пока?

– Ты права.

Она посмотрела на меня.

– Все, что между нами произошло, очень странно и очень глупо. Я сильно к тебе привязан и, признаюсь, этим летом и в начале осени я хотел тебя любить. Именно «хотел». Я говорю все это, но внутри меня пустота. Ничего нет.

– И что же тебе мешает?

– Усталость и боль. Я не могу больше любить тебя, я не могу дружить с тобой, я… я не знаю.

– Я тебя понимаю, – тихо проговорила она.

Я покачал головой.

– Не понимаешь. В ноябре ты говорила то же самое. Ты никогда меня не понимала.

Она вскинула на меня свои глаза. Ее лицо в один миг изменилось, как будто сама Грусть ударила ее ножом в живот.

– Это конец? Мы просто будем перекидываться ничего не значащими фразами во время занятий и все?

– Видимо, да. Но возможно, что не будет и этого. – Я не хотел врать. – Ты ведь и сама больше не ищешь со мной встреч, верно? У тебя есть с кем общаться и без меня. И ты прекрасно это делаешь, – сказал я даже без тени упрека.

Она молча кивнула. Ее лицо покрывала тень.

– Знаешь, я очень давно хотел задать тебе лишь один вопрос: «Почему?».

Она посмотрела на меня.

– Почему все вышло именно так? Почему ты тогда сказала: «Нет»? А почему своему Антону ты так просто сказала: «Да»? Почему ты мучила меня и себя, а потом просто… – Я пожал плечами и вздохнул. – В общем, я очень многое хотел спросить у тебя, но сейчас… сейчас мне все это неважно. Разве в этом есть хоть какой-то смысл?

Она молча смотрела на меня. Не знаю, что она чувствовала.

– Вот и я думаю, что смысла никакого нет. Все то, что разрывало меня изнутри, я уже выплеснул на бумагу, а если вдруг что-то вновь воскресает, то я просто кричу песни, без которых бы давно погиб. Всякие отношения между нами будут убивать меня. Сил мучиться у меня больше нет.

По шоссе проезжает машина – до меня доносится рев мотора и всплеск воды; затем – визг тормозов. Я на несколько секунд отвел взгляд, уставившись на два красных блика в сыром воздухе – задние фонари машины.

– Знаешь, мы ведь многое взяли из этого происшествия, верно? – сказал я, вновь повернувшись к Марии.

– Да.

– Не знаю, что происходило и происходит внутри тебя, но я обрел действительно очень многое. Где было бы мое творчество без тебя? – Я хотел назвать ее «музой», но вовремя осекся. – Я был бы никем без тебя. С тобой я летал, с тобой я падал, с тобой я терял.

Она опустила голову. Хотелось расспросить ее о том, что она́ вынесла из этого случая, но я не стал. У меня есть догадки, и они меня вполне устраивают.

– В общем, спасибо за все.

На ней не было лица. Странно, думал я, все очень странно. Мне казалось, что именно сейчас она и есть настоящая. Маленькая, хрупкая, беззащитная девочка, очень нуждающаяся в тепле и нежности. Впервые я вижу, что она не сводит ситуацию к смеху, чтобы защититься; не пытается шутить или менять тему разговора; не пытается скрыть свои истинные чувства, в конце концов. В общем, не делает всего того, что было частью ее образа на протяжении долгого времени. Наконец она превратилась из человека, что всю свою печаль и разочарование таит глубоко в сердце за своим клоунским поведением и глупой улыбкой, во что-то настоящее. Наконец спал образ веселой девочки, которая нравится всем. Я вдруг вспомнил, как она рассказывала мне о том, что в детстве ее не любили родители и унижали в школе, из-за чего она и пыталась быть «удобной» для всех.

Хотелось ли мне прижать ее к себе и успокоить? Возможно. Но то была лишь моя чертова эмпатия. Не чувства. Странно, думал я, все очень странно.

– И тебе спасибо, – наконец выговорила она.

– Я довезу тебя до дома.

– Не стоит. Здесь недалеко живет Антон.

Мне внезапно показалось, будто в ухо загнали шило. Я сжал кулак и передернул плечами от отвращения. Я осознал, что голос, который раньше готов был слушать целую вечность, ее голос, голос Мари, вдруг стал мне противен – когда она долго разговаривает, мне кажется, что около меня водят ножом по стеклу или вилкой по тарелке.

Свобода, думал я, странная ты вещь.

– Вот оно что.