Наемник

Чистильщик прищурился на светлячок — Эрик выдохнул: этого парня он не знал, зажег еще один. Оглядел место будущего прорыва. Выругался длинно и грязно.

— Куда прете, дурни! Прочь отсюда! — заорал чистильщик. — И уводите этот бордель на марше!

— Пусть делают, как они говорят, — еле слышно посоветовал Эрик Хауку.

Тот кивнул, хотя на скулах его играли желваки. Его люди, оглянувшись на хозяина, попятились к нему, все еще опасливо глядя то на чистильщиков, то на облако, откуда выступил еще один. И еще.

Эрик выдохнул. Ни одного знакомого лица. Повезло. Впрочем, пять лет — большой срок, учитывая, что половина новобранцев-чистильщиков не переживают и двух. А в следующий миг ему стало не до размышлений о том, помнят ли его еще в ордене. Он сам не мог бы толком сказать, что изменилось. Словно трещала, разрываясь, сама ткань мира. Предупреждать и объяснять было некогда. Все-то что он успел — рявкнуть «прочь все!» и сигануть, дернув за плечо Хаука. Тот действительно был человеком тертым: не стал ни сопротивляться, ни спрашивать, рванулся следом. То ли нутром чуя опасность, как это иногда бывает, то ли поняв: Эрик знает, что делает.

А там, где они только что стояли, с высоты человеческого роста посыпались наземь дымчатые стеклянные бусины.

Один из слуг отскочить успел. Второй закричал, рухнув на колени, и от этого крика заржали и заметались лошади. А твари все сыпались и катились к нему, точно муравьи на сладкое, стремительно облепляя плоть, так что вскоре ее вовсе не стало видно. Все, что мог сделать Эрик — остановить слуге сердце. Выругался непотребно командир чистильщиков, обрушивая на раскатившихся тварей слепящее желтое пламя — Эрик попятился, оттаскивая Хаука, застывшего с выражением ужаса на лице. Его страх объяснялся просто: сквозь огонь было видно, как твари скатываются с человека, оставляя стремительно обугливающийся костяк, и собираются туда, где сыпались и сыпались остальные. Как то, что мгновение назад выглядело россыпью стеклянных бусин, собирается в единое существо, похожее на диковинную рыбу-осьминога. Как несутся к людям щупальца.

Большинству людей везет ни разу не столкнуться с тусветными тварями. Эрик, даже после того, как сбежал от чистильщиков, нарывался на них раз за разом. Впору и правда поверить в то, что ему на роду написано с ними сражаться. Папаша-то его — не тот, которого знала вся деревня, а тот, что снасильничал его мать — тоже был чистильщиком. Проходил отряд через деревню…

Эрик не стал додумывать эту мысль. Оттащил Хаука еще дальше, развернулся к нему.

— Иди к своим людям. Если победят чистильщики — вернетесь и вместе наведем порядок в том, что здесь останется. Если тварь — не дожидайтесь меня. Собирай людей, и уходите. Как есть. Сражаться с ней бесполезно.

Хаук нахмурился.

— Если чистильщики не смогут остановить тварь, никто ее не остановит, — настаивал Эрик. — Мечи ее не берут, и дар тоже.

Он оглянулся туда, где один из чистильщиков только что отсек твари щупальце, а второй немедленно обрушил на отсеченное поток огня.

— В смысле, обычные мечи не берут. У твоих людей ведь нет клинков из небесного железа?

Хаук покачал головой, не отрывая взгляда от происходящего. Тварь хлестала щупальцами, пытаясь ухватить живое, но ловила лишь воздух. Чистильщики двигались стремительно и точно. Чересчур стремительно и чересчур точно.

— Люди ли они? — выдохнул Хаук.

— Были людьми. Теперь — не знаю.

Эрик и правда не знал. Обряд посвящения чистильщиков менял человека: говорили, что он раскрывает истинные возможности тела и разума. Все, что Эрик заметил в себе— плести стал намного быстрее и четче. Все, что заметил в других — они умудрялись перенести такие раны, которые убили бы на месте любого пустого и большинство одаренных. Если бы слуга, которого сожрали твари, был чистильщиком, Эрик попытался бы его спасти прежде, чем милосердно прикончить. У пустого шансов не было.

— Уходи, — повторил Эрик. — Ты нужен своим людям. И Адела наверняка испугалась. Ингрид ей пока чужая, так что лучше бы ты был рядом.

— А ты?

— А я пригляжу тут. На всякий случай.

— Ты же сказал: могут справиться только чистильщики.

— Я не сказал, что буду сражаться. Я сказал «присмотрю».

Хаук, кивнув, двинулся к своим людям, сгрудившимся поодаль. В темноте было не разобрать очертаний фигур и лиц, Эрик только надеялся, что у Ингрид хватит здравого смысла — или ответственности перед нанимателем, поручившим ей жизнь собственный жены — не вмешиваться.

Он и сам не собирался вмешиваться. Не его это дело, да и незачем привлекать к себе лишнее внимание. Он просто телохранитель-одаренный, где-то чересчур любопытный, где-то чересчур ответственный, оставшийся поглазеть на схватку — как другие люди глазеют на собачьи бои — и присмотреть за добром своего нанимателя, а то вдруг чистильщики, победив тварь, прихватят что лишнее. Хотя они и так прихватят, что захотят, хоть лошадь, хоть женщину. С чистильщиками не спорили — себе дороже. Он сам как-то, по молодости и глупости, попробовал…