Григорий Сергеев, председатель отряда, координатор, руководитель направлений «внешние связи», «административная группа», «координаторы» («Правмир», «„Лиза Алерт“ ищет людей», август 2016 года)
«Я хочу сделать такую штуковину, которая будет работать по всей России, целиком и полностью изменит ситуацию с пропавшими людьми. У этой организации будет хватать времени и на профилактические действия, и на действия по оперативным задачам поиска. В ней будет много людей, и она поменяет мировоззрение общества: то, что раньше казалось диким, станет для всех нормальным.
Например, на вчерашних поисках сторож СНТ так и не понял, зачем мы это бесплатно делаем, в полиции это тоже часто не понимают. Мне хочется сделать так, чтобы это не вызывало ни в ком непонимания. Количество людей, которые кому-то помогают – кошкам, собакам, детям на операцию, – растет, и это становится нормальным, перестает быть дикостью. А через какое-то время изменения будут совершенно феерическими. И это не связано с качеством жизни, вопрос не в нем. Конечно, когда начинается борьба за еду, вся эта история с волонтерством и благотворительностью просто отмирает. Но я бы не хотел такой судьбы для страны, в которой я живу. И если люди не будут драться с шести утра в очереди с талоном на хлеб в руках, мы сильно сократим количество потерявшихся благодаря профилактическим процедурам и действиям, которые сейчас не делаются. Половина наших бабушек и дедушек просто не будут исчезнувшими».
«Я остаюсь»
Я экипаж. Это значит, что, выезжая на поиск, я сообщаю в интернет-форуме «Лиза Алерт», откуда и когда еду и сколько у меня есть свободных мест, а потом собираю пеших, которые тоже отправляются на поиск: обычно место штаба – подмосковный лес, поди доберись туда без машины.
Он позвонил и попросил подхватить его «у любого метро». Я спросила, откуда он едет, и, услышав ответ, затосковала: ехать ему было до меня не меньше часа, а я так надеялась приехать на поиск пораньше. Но в конце концов мы договорились, я попросила его не опаздывать, поскольку у метро невозможно запарковаться, и повесила трубку.
Начал он с того, что опоздал на место встречи на 40 минут, причем сделал это в особо циничной форме: на подъезде к метро я увидела эсэмэску «я немного задерживаюсь». Остановившись у станции с аварийкой, позвонила ему и узнала, что «немного» – это 40 минут. Я разозлилась.
Потом мы долго и бестолково искали друг друга возле метро, и это тоже не прибавило мне хорошего настроения.
Полтора часа в машине он молчал сзади, вздыхал и что-то жевал.
На месте поиска мы естественным образом оказались в одной пешей группе. Лес был довольно простенький, вегетарианский: и бурелом скромный, и заросли аккуратные, видали мы и не такое. Он тем не менее еле шел: то и дело отставал, вскрикивал где-то сзади, кряхтел и тяжело вздыхал, постоянно выбивался из цепи то вправо, то влево, потому что обходил поваленные деревья (я, естественно, шла напрямик, а когда он горько пожаловался на тяжелый лес, только презрительно фыркнула). У него постоянно что-то случалось: падали очки, садился фонарь, цеплялась штанина. Он то и дело просил:
– Подождите!
– Я сейчас!
– Я застрял!
Конечно, он сделал это не нарочно, но факт остается фактом: надломленное деревце рухнуло именно после того, как он за него потянул. Просвистело оно сантиметрах в тридцати от меня, я даже испугаться не успела – испугался он и снова, как после своего опоздания, начал горячо и искренне извиняться…