Первую тачку он быстро загрузил и повез туда, куда велели, чтобы ее опорожнить. По пути осматривался, искал клумбу для кустика. И тут откуда ни возьмись появилась девочка. Она то ли из-за живой изгороди вынырнула, то ли из беседки, стилизованной под юрту. Уже взросленькая, худенькая, беленькая, одетая в стеганый плащ от Christian Dior и дутики той же фирмы. Дочка хозяина? Или внучка, скорее. Раз он дружил с отцом Паши, которому под пятьдесят, напрашивает вывод, что владелец имения мужчина в годах.
— Привет, — поздоровался с девочкой Баграт, но тут же прикусил язык. Может, ему, чернорабочему, не дозволено с барскими детками разговаривать?
Чадо кивнуло и попыталось улыбнуться. Только сейчас Баграт заметил, что у девочки заплаканные глаза. Хотел спросить, не обидел ли ее кто, но опять сдержался. Если к хозяину лезть нельзя, то к членам его семьи тоже. Баграт хотел убраться от греха подальше, но девочка остановила его вопросом:
— А что у тебя вот тут? — И приложила руку к груди.
Баграт опустил подбородок. Думал, что кустик выглянул, но нет, он целиком помещался в карман.
— Подарок для тебя, — сказал он. — Чтоб больше не плакала. — И достал многострадальное растение.
Девочка протянула к нему руки. Обхватив ладошками кофейный стаканчик, просияла. Она не просто улыбнулась, а будто изнутри засветилась.
Баграт замер.
Белокурая девочка с ромашками… Он уже видел ее! Она явилась к нему, умирающему, и заставила очнуться. Та была помладше, и волосы ее доходили только до плеч, но все это не важно… Сейчас перед ним стояла та же самая девочка, просто повзрослевшая. Она материализовалась? Или Баграт сошел с ума?
— Жемчужинка, ты где? — послышался взволнованный мужской голос.
Девочка сразу потухла изнутри.
— Я тут, капитан, — откликнулась она звонко. Игривая интонация не соответствовала выражению лица.
Через несколько мгновений из-за угла дома показался старик. Худой, высокий, в наспех накинутом пальто и с тростью.
— Ты почему убежала без предупреждения?
— Я отошла на несколько шагов от дома, — пожала плечами девочка.
— Зачем? — мягко, но настойчиво выспрашивал дед.
— Земли для цветочка набрать. — И продемонстрировала ему кустик. — Он погибает, буду выхаживать.
— Моя хорошая, — умилился старик и чмокнул девочку в белокурую макушку. — А ты чего встал? — Это уже Баграту. — Тащи дерьмо куда надо, нечего прохлаждаться.
— Это я его остановила, — встало на защиту разнорабочего милое создание. — Лопатку попросить хотела.
— Если что-то нужно, обращайся к Анне. И больше не убегай. Пойдем, дорогая, чайку попьем.
И, приобняв девочку, повел ее к дому. Перед тем как развернуться, он зыркнул на Баграта. У того тут же по телу побежали мурашки…
Эти глаза! Хоть и красивого цвета, но тусклые, похожие на рыбьи… С черной точкой на белке!
Такие были у Лешего, главного криминального упыря перестроечной Москвы.
И теперь Баграт на него работает.
Саня и Ваня хоть и были двоюродными братьями, познакомились, когда первому было девять, второму — шесть. Их матери в молодости поругались, не поделив мужика, и перестали друг с другом общаться. Первая встреча пацанов состоялась у бабушки в деревне. Саня жил у нее, а Ваню привезли на лето.
Братья были похожи внешне: оба долговязые, худенькие, голубоглазые, с густыми, выцветающими до белесости бровями. Но при всем при этом выглядели они по-разному. Саня вечно чумазый, наголо бритый, с кожей, покрытой синяками, царапинами и болячками, носил исключительно обноски, иногда рвань. Его принимали за детдомовца, но даже те были аккуратнее одеты и лучше накормлены. Ваня же воспитывался в нормальной семье, его стригли в парикмахерской, обстирывали, по случаю наряжали, одаривали игрушками. Не баловали особо, но и не притесняли. Санька же рос как сорная трава. Алкаши-родители скинули его бабке, денег на содержание не давали, а она свою пенсию на внука тратить не собиралась. Был бы путный, можно было бы хоть иногда радовать, но ей паскудник достался, так пусть жрет кашу на воде и недозрелые яблоки, носит обноски, ходит без волос, чтобы не завшиветь, болячки лечит подорожником да зеленкой, а за проступки свои получает ремня.
Младшего же внука старуха приняла. Называла его своей отрадой. Это не вызывало у старшего зависти. Саня не нуждался в бабкиной любви, но с братом дружить хотел. Он мог бы многому его научить, например, по деревьям лазить, яйца в соседских курятниках тырить, в карты мухлевать, скатываться в корыте с речного откоса и сразу плюхаться в воду. Он познакомил бы его с друзьями, деревенской шпаной и детдомовцами, что отдыхали в ближайшем пионерлагере. Показал бы, как дрессировать бездомных собак. А мог бы просто в футбол с ним поиграть! А то Ванька с утра до вечера сидит в саду или дома и что-то рисует. Иногда лепит из глины. И ни с кем не общается. Дикий какой-то. Или запуганный городской шпаной. Видно же, что маменькин сынок.