– Рег ничего толком не сказал, потому что ничего не знал. Но, судя по тому, как Ма обзванивала соседей… – Тимоти неопределенно махнул ножом, которым раскладывал соленья на куске хлеба. – В общем, он меня разбудил. – Тимоти посмотрел на жену. – Я не мог понять, куда ты делась. То есть уже после того, как позвонил в клинику. Ты не была на работе.
– Тимоти, что было нужно Рабии? Почему она стала звонить соседям?
– К ней пришли из полиции и сказали, что был произведен арест.
Ясмина боялась спросить, но знала, что должна это сделать, поэтому она поинтересовалась:
– Кого? И за что?
– За то, что произошло с Миссой.
– Это был один из мальчиков?..
– Это был кто-то другой. Рабия сказала, что спрашивала об этом, но полицейский не стал говорить. Ему разрешили лишь сообщить, что негодяй арестован и доставлен в Шрусбери. Чтобы мы не беспокоились, что он может появиться и сделать что-то с Миссой.
Чайник закипел. Ясмина тщательно заваривала чай, пока Тимоти разрезáл сандвичи сначала напополам, а потом на четвертинки. Он принес их к столу на большой тарелке, захватив с собой две маленькие, специально для сандвичей, будто они с Ясминой готовились к ежедневному ритуалу послеобеденного чая. Она тоже внесла в это свою лепту – достала из буфета чашки с блюдцами, разложила салфетки, расставила молоко и сахар. Они сели за стол и какое-то время молчали, до тех пор пока Ясмина не рассказала мужу, где она была.
– Так вот почему сари, – произнес он.
– Думала, оно поможет.
– Но, насколько я понимаю, не помогло. – Тимоти налил ей чай, а потом, обслужив себя, взял четвертинку сандвича. Ясмина последовала его примеру.
– Я подумала, что сари смягчит их, – продолжила она. – Но маму оно лишь еще больше запутало, а отец, по-моему, его даже не заметил. Все они ушли. Со всеми ними произошло то же самое.
– Ты о сестрах?
– О них.
– Только они не залетали… Не могу себе представить, чтобы кто-то из них решился на такое после того, что произошло с тобой.
– Не знаю, – сказала Ясмина. – Знаю только, что он всех их выгнал и теперь папа с мамой живут вдвоем. А их дом… Такое иногда показывают в фильмах, Тимоти. Впечатление такое, что они превратились в настоящих барахольщиков.
Казалось, что муж смотрит на свой сандвич в течение целых двух минут, хотя в реальности прошло не больше тридцати секунд. Затем, подняв голову, так же долго изучал ее.
– Мне очень жаль, – произнес он наконец. – Для тебя, Яс, это, должно быть, настоящий удар. А где твои сестры? Что с ними стало?
– Я не знаю. Придется начинать поиски. – Ясмина откусила сандвич, но горло у нее совсем пересохло из-за того, что ей предстояло сказать. Она вернула сандвич на тарелку и сделала пару глотков чая. – Ты был прав во всем.
– Я уже много лет ни в чем не прав.
– Это неправда. В том, что касается девочек, ты был прав с самого начала. – Ясмина пыталась подобрать слова, чтобы объяснить мужу, что для нее значило увидеть родителей, узнать, как жизнь поступила с ними и с сестрами. – Тимоти… Когда я их увидела… впервые поняла… Мне кажется, я никогда не смогу этого описать.
– И не надо. У меня пока еще достаточно воображения, чтобы представить себе это.
– Я хочу сказать…
Поняв, что она колеблется, муж посмотрел на нее, и выражение его лица изменилось – теперь Ясмина не знала, чего в нем было больше: надежды, сострадания, беспокойства или простого сожаления о том, что все потеряно.
– Я хочу, чтобы ты знал, – она бросилась вперед как в омут, – что все это – борьба между тем, чем я хочу быть, вместо того, чем я уже стала, – будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.
– Не уверен, что понимаю тебя.
– Я намерена сделать все, что в моих силах, для того чтобы иметь возможность жить в мире с самой собой, чтобы превратиться в человека, с которым смогут жить и ты, и девочки. Вот что я имею в виду. А еще я хочу сказать, что мне невероятно стыдно за то, до чего я довела нашу семью.
– Ну, это касается не только тебя.
– Но частично касается наверняка, и это то, о чем я едва могу думать, не говоря уже о том, чтобы согласиться с этим.
Ясмина ждала, хотя и не была уверена, чего ждет. Да и вообще не была уверена, что ей надо чего-то ждать. В самом деле, разве она не должна отвечать лишь за собственные действия, за собственные решения, за те шоры, которые были у нее на глазах? То, что делал – или хотел сделать – Тимоти, было его собственной проблемой.
– Рабия привезет ее домой, – сказал он. – Она звонила еще и по этому поводу. Мисса сама попросила ее об этом.
– Ты хочешь сказать, в Айронбридж?
– Я хочу сказать, сюда. Домой.
Какое-то время Ясмина размышляла над услышанным, а потом наконец сказала:
– Не могу понять, что я сейчас чувствую. Наверное, страх. А что может означать страх перед собственной дочерью? – Когда Тимоти ничего не ответил, она продолжила: – Ей от меня будет нужно что-то, а я не знаю, есть ли у меня что ей дать.
– Думаю, вначале тебе надо будет выяснить, нужно ли ей от тебя хоть что-то. И мы оба – сами – должны спросить ее об этом.