Кончо боялся не убийц и не разбойников – он был человек храбрый, – его страшил дьявол, который, как говорят, принимает разные обличья и прячется в горах Санта-Крус, к величайшему огорчению всех истых католиков. Кончо вспомнил случай с Игнасио, погонщиком мулов из общины францисканских монахов: Игнасио остановился в час молитвы, чтобы прочесть «Верую», и увидел сатану в образе чудовищного медведя-гризли, который сидел на корточках и передразнивал его, молитвенно подняв передние лапы. Тем не менее, ухватив одной рукой повод и четки, другой придерживая фляжку и револьвер, Кончо ехал быстро и добрался до вершины горы, когда первые лучи солнца озарили далекие уступы Сьерры. Привязав лошадь на небольшом плато, он осторожно спустился вниз к красному откосу и осевшему, развалившемуся горну. Все здесь было так, как и утром; следов недавнего посещения этих
23 Риата – плеть
мест человеком не замечалось. С револьвером в руках
Кончо обследовал каждую пещеру, овраг, каждую расселину в скалах, заглянул за стволы деревьев, обшарил заросли дикого каштана и мансанита и все прислушивался, прислушивался. Но до него не доносилось ни звука, только ветер тихо шелестел в соснах.
Кончо принялся шагать взад и вперед. Будто и вправду часовой, подумалось ему. Но его подвижная, как ртуть, натура скоро взбунтовалась против такого монотонного занятия; дало себя знать и утомление. Прибегнув к помощи фляги, он почувствовал сонливость, и в конце концов лег на землю и укутался одеялом. Через минуту он уже спал.
Лошадь, привязанная наверху, два раза громко заржала, но Кончо не слышал ее. Потом в кустах прямо над ним что-то хрустнуло, к ногам его упал небольшой камень –
Кончо не шелохнулся. И вот на скалистой гряде появились две темные фигуры.
– Ш-ш! – послышался шепот. – Около горна кто-то лежит. – Речь была испанская, но голос принадлежал
Уайлзу.
Второй осторожно подполз к самому краю утеса и заглянул вниз.
– Это болван Кончо, – презрительно сказал Педро.
– А что, если он не один, что, если он проснется?
– Я буду караулить, а ты иди ставь заявку.
Уайлз исчез. Педро стал спускаться вниз, цепляясь за чемисаль и кусты.
Не прошло и минуты, как он остановился около спящего. Опасливо огляделся по сторонам. Тень, падавшая от скал, скрывала его спутника; только по легкому потрескиванию сучьев можно было судить, где он находится.
Стремительным движением Педро накинул на голову
Кончо серапе и всей тяжестью своего грузного тела навалился на него, крепко сжимая руками закутанное в одеяло тело своей жертвы. Кончо взметнулся, захрипел, по его телу пробежала судорога, но, укутанный одеялом, точно саваном, несчастный не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Все обошлось тихо, без криков. У подножия скал спокойно лежали два человека. Казалось, они спят, крепко обняв друг друга. Среди мертвой тишины наверху в кустах послышались осторожные шаги Уайлза.
Кончо почти не бился. Сверху донесся шепот:
– Где ты? Не вижу. Что ты там делаешь?
– Сторожу его.
– Он спит?
– Спит.
– Крепко?
– Крепко.
– Мертвым сном?
– Мертвым сном.
Кончо совсем затих. Педро встал навстречу спускавшемуся с горы Уайлзу.
– Готово, – сказал Уайлз. – Будешь свидетелем, что я поставил заявку?
– Буду свидетелем.
– А что делать с ним? – Он показал на Кончо. – Оставим его здесь?
– Этого пьяницу? Конечно.
Уайлз взглянул левым глазом на Педро. Они стояли рядом, как прошлой ночью. Педро вскрикнул и выругался:
– Карамба! Отведи от меня свой сатанинский глаз! Чего уставился? А?
– Ничего, друг мой Педро, – ответил Уайлз, поворачиваясь к нему правым боком.
Взбешенный, перетрусивший пастух спрятал нож, который он уже успел наполовину вытащить из ножен, и злобно заворчал:
– Ну, ступай! Только держись слева от меня.
Прислушиваясь, озираясь по сторонам, не доверяя ничему на свете, а меньше всего друг другу, они скрылись в густой тени скал, из которой, словно злые духи, возникли несколько минут назад.
Прошло полчаса, восток посветлел, вспыхнул, засверкал, как расплавленное золото. Солнце горделиво поднялось в небе, и туман, украдкой забравшийся ночью на самую вершину горы, пополз вниз по ее склонам, раздирая в поспешном бегстве свои белые одежды о деревья, кусты, камни. Тонкие былинки в расселинах скал, вскормленные бурями под баюканье пассата, протягивали к всевышнему свои слабые, беспомощные руки, но сильный Кончо, отважный Кончо, веселый Кончо умолк навсегда и лежал недвижим.
На горной вершине не умолкало ржание. Лошадь Кончо требовала утреннего корма.
Ее нетерпеливый голос услышали всадники, поднимавшиеся на гору по западному склону. Одному из них он показался знакомым.
– Вот черт! Ведь это Чикита! Проклятый мексиканец валяется где-нибудь пьяный, – сказал председатель компании рудника «Синяя пилюля».
– Не нравится мне это, – заговорил доктор Гилд, когда они подъезжали к негодующей кобылке. – Будь на месте
Кончо американец, я назвал бы его нерадивым хозяином, но мексиканец никогда не забудет о своем коне. Вперед, друзья, боюсь, что мы опоздали.