читатель, без сомнения, узнал его – выразил согласие тем глазом, который был обращен к публике, и мстительно посмотрел другим на Юбу Билла, в то время как Тэтчер, не подозревавший о присутствии своего злейшего врага, уговорил Билла восстановить мистера Уайлза в его правах.
Уайлз поблагодарил его.
– Долго ли мы будем иметь удовольствие ехать в вашем обществе? – вкрадчиво спросил Уайлз.
– До самого Вашингтона, – ответил Тэтчер откровенно.
– Веселый город во время сессии, – снова намекнул незнакомец.
– Я еду по делам, – напрямик ответил Тэтчер.
Возле Соснового Брода произошло незначительное событие, отнюдь не увеличившее расположения Билла к незнакомцу. Когда Билл отпер ящик под козлами, святая святых, где хранились сокровища компании дилижансов
Уэлса, Фарго и К°, мистер Уайлз заметил среди поклажи маленький чемодан из черного сафьяна.
– Ах, вот как, вы здесь возите и багаж? – сказал он любезным тоном.
– Не часто, – коротко ответил Юба Билл.
– Так, значит, в этом чемодане ценности?
– Он принадлежит тому пассажиру, на чьем месте вы сидите, – сказал Юба Билл, который, чтобы уязвить незнакомца, упорно утверждал, что тот занял чужое место. –
Народ тут собрался разный, и если пассажир желает держать свой чемодан под замком, то это никого не касается.
Кто, черт возьми, управляет этим экипажем, – продолжал
Билл, разыгрывая припадок бешенства, – а? Может, вы сидите тут на козлах и воображаете себя хозяином? Может, вы думаете, что видите за милю вперед этим вашим глазом и у вас хватит сил удержать лошадей на поворотах и там, где дорога идет под гору?
Но тут снова вмешался Тэтчер, вечный защитник угнетенных, и Юба Билл замолчал.
На четвертый день они попали в слепящую глаза снежную бурю при подъеме на пустынное плоскогорье, по которому им предстояло проехать следующие шестьсот миль. Лошади, с трудом пробившись через заносы, пришли к станции совершенно обессиленными, и будущее казалось сомнительным всем, кроме бывалых людей. Некоторые из пассажиров советовали пересесть в сани и ехать дальше, другие – переждать на станции, пока не переменится погода. Один Юба Билл стоял за то, чтоб продолжать путешествие в дилижансе.
– Еще две мили, и мы будем на перевале, где ветер такой сильный, что может унести вас в окно; он сметет весь этот снег до последнего дюйма за перевал. Я уж выберусь как-нибудь из заносов на четырех колесах, а эти ваши ящики на полозьях вам не протащить через сугробы.
Билл, как и все калифорнийские кучера, презирал сани.
Его горячо поддержал Тэтчер, который умел чутьем разбираться в характерах и пользоваться чужим опытом, что на худой конец может заменить личный опыт.
– Кто хочет остаться, пускай остается, – властно сказал
Билл, разрубая гордиев узел одним взмахом, – кто хочет взять сани, пускай берет – вот они, в сарае. Кто хочет ехать со мной на перекладных – пускай едет.
Мистер Уайлз выбрал сани и кучера, некоторые остались до следующего дилижанса, а Тэтчер с двумя другими пассажирами решил ехать с Юбой Биллом.
Все эти перемены отняли немало драгоценного времени, а так как метель все бушевала, то дилижанс вкатили под навес, пассажиры грелись на станции перед огнем, и только после полуночи Юба Билл запряг перекладных.
– Желаю вам приятного пути, – сказал Уайлз, который выезжал из-под навеса как раз в ту минуту, когда Билл входил туда. Билл не удостоил его ответом и, обращаясь к кучеру, сказал кратко, словно отдавая распоряжение насчет тюка с товаром:
– Выгрузишь его в Роулингсе. – Потом презрительно обошел сани кругом и принялся запрягать своих перекладных.
Луна уже взошла высоко, когда Юба Билл снова взялся за вожжи. Ветер, который начал дуть, как только они выехали на ровное место, казалось, подтверждал теорию
Билла, и на протяжении полумили дорога была подморожена и чисто выметена ветром. Далее снег лежал, протянувшись длинным языком через дорогу от большого валуна, и слой его достигал толщины в два-три фута. Билл сначала врезался в него, потом, искусно маневрируя, объехал стороной. Но когда это препятствие осталось позади, карета накренилась, и правое переднее колесо соскочило и исчезло во тьме. Билл осадил лошадей, но не успел он это сделать, как слетело заднее колесо, дилижанс сильно закачался и остановился.
Юба Билл, не теряя ни минуты, соскочил на дорогу с фонарем. Послышалась такая крепкая брань, что, как мне ни жаль, повторить ее невозможно, настолько она выходит за пределы дозволенного мне снисходительной публикой.
Поэтому да будет мне позволено сообщить, что в несколько минут он успел очернить своих нанимателей, всю их родню по женской и мужской линии, каретника, смастерившего дилижанс, станционного смотрителя, дорогу, по которой он вез пассажиров, и самих пассажиров, не забывая время от времени ввернуть крепкое словцо насчет своих родителей и самого себя. Более возвышенные выражения в том же духе взыскательный читатель может найти в третьей главе Книги Иова.
Пассажиры хорошо знали Билла и потому молчали и сидели терпеливо, не теряя надежды. Причина катастрофы была еще неизвестна. Наконец с козел послышался голос
Тэтчера: