Находка в Сверкающей Звезде

Ибо к этому времени Том, поддерживавший нетвердого на ногах Джонсона – тот все время порывался перебежать через залитую солнцем дорогу, но всякий раз останавливался на середине, – добрался наконец до примыкавшего к

«Мэншн-Хаузу» корраля. У самого дальнего его конца стоял насос и желоб, из которого поили лошадей. Сюда-то и привел Том своего спутника, не обменявшись с ним по пути ни словом, но, очевидно, повинуясь какому-то установившемуся обычаю. С помощью мальчика Джонсон стянул с себя куртку и шейный платок, отогнул ворот рубашки и чинно подставил голову под насос. Не спеша и не менее чинно Том занял место у рукоятки. Некоторое время лишь плеск воды и мерное постукивание нарушали эту нелепо-торжественную тишину. Затем все стихло. Джонсон поднес руки к голове, с которой в три ручья стекала вода, критически ощупал ее, словно она не ему принадлежала, и поднял глаза на своего товарища.

– Оно свое дело сделает, – сказал Томми как бы в ответ на его взгляд.

– А не сделает, – сказал Джонсон упрямо и как бы снимая с себя всякую ответственность за дальнейшее, – а не сделает. . нет, сделает! И все тут!

Если под словом «оно» разумелся описанный выше способ приведения в порядок внешности Джонсона, то «оно» свое дело сделало. Склонившаяся под струю голова казалась несоразмерно большой, неопределенного цвета волосы стояли дыбом, побагровевшее лицо было одутловато и бессмысленно, вытаращенные глаза налиты кровью. Голова, вынырнувшая из-под струи, уменьшилась в размере и обрела другую форму, волосы пригладились, стали прямыми и темными, лицо побледнело, щеки впали, глаза зажглись беспокойным огнем. Изможденный, нервический аскет, который отошел от насоса, ничем не напоминал склонившегося там минутой раньше Вакха. Хотя для Томми в этом не было ничего нового, он не удержался и заглянул в желоб, словно ожидая увидеть в его мелких глубинах хоть что-то от прежнего Джонсона.

Узкая полоска земли, поросшая ивой, ольхой и конским каштаном – всего лишь запыленный обтрепанный край зеленой мантии, окутывавшей высокий стан Столовой горы, – огибала угол корраля. Молчаливая пара быстро перебралась под эту ненадежную защиту от палящего солнца. Они прошли совсем немного, когда Джонсон, быстро шагавший впереди, вдруг замер на месте и повернулся к своему товарищу с вопросительным «Э?»

– Я ничего не говорил, – спокойно произнес Томми.

– А кто сказал, что говорил? – спросил Джонсон, хитро взглянув на Томми. – Ясное дело, ты не говорил, и я тоже не говорил. Никто не говорил. С чего тебе вздумалось, что ты говорил? – продолжал Джонсон, глядя испытующе в глаза Томми.

Улыбка, обычно светившаяся в этих глазах, быстро исчезла; мальчик подошел и взял своего товарища за локоть.

– Ясное дело, ты не говорил, Томми, – настойчиво повторил Джонсон. – Ты ведь не из тех мальчишек, которые рады дурачить такого, как я, разнесчастного пьяницу. Вот за что ты мне по нраву пришелся. Я это сразу в тебе углядел. «Этот мальчишка не станет тебя дурачить, Джонсон,

– сказал я сам себе. – Перед ним ты можешь выложить все свои богатства, когда даже бармену и тому нельзя доверять, вот как я сказал себе. Э?»

На сей раз Томми благоразумно пропустил мимо ушей вопрос Джонсона, и тот продолжал:

– Если я сейчас спрошу тебя про одну вещь, ты ведь не станешь меня дурачить, Томми?

– Конечно, нет, – сказал мальчик.

– А если я спрошу тебя, – с нарастающим беспокойством во взгляде и нервическим подергиванием рта продолжал Джонсон, как бы не слыша ответа, – а если я, к примеру, спрошу тебя, не заяц ли это только что пробежал мимо. . э?. Ты мне скажешь, как оно есть на самом деле?

Ты ведь не станешь дурачить старика?

– Не стану, – сказал Томми, – но это и вправду был заяц.

– Ну, а если я спрошу тебя, – снова начал Джонсон, –

была ли на нем, к примеру, зеленая шляпка с желтыми лентами, ты ведь не станешь меня дурачить и говорить «да», – продолжал он с еще большей хитринкой, – если на нем ее вовсе не было.

– Конечно, не стану, – сказал Томми, – но в том-то и дело, что шляпка на нем была.

– Была?

– Была! – проговорил Томми решительно. – Зеленая шляпка с желтыми лентами и.. и.. и с красным помпончиком.

– Красного пом-пон-чика я что-то не приметил, – медленно и добросовестно выговаривая слова, произнес

Джонсон, явно чувствуя облегчение. – Но я ничего не говорю, может, он и был. Э?

Томми посмотрел на своего спутника; землистый лоб его был покрыт крупными каплями пота, пот сбегал и по волосам; рука, которую держал Томми, вздрагивала и была липкой на ощупь, другая, свободная рука конвульсивно дергалась, словно была соединена с каким-то неисправным механизмом. Как бы не замечая этих угрожающих симптомов, Томми остановился и, усевшись на бревно, указал своему товарищу место рядом с собой. Тот послушно сел. Хоть это был и мелкий штрих, но никакой другой эпизод не мог бы так живо охарактеризовать столь необычайное содружество и подчеркнуть превосходство беспечного, почти по-женски мягкого, но все же обладающего характером мальчика над упрямо-своевольным, дико возбужденным взрослым мужчиной.