Нам по пути

Сидя на той лекции про эпилепсию, я беспокоилась, смогу я или нет помочь Заку сама во время приступа. Теперь я узнала, как это бывает, и мой рассудок не мог осмыслить того, что произошло. Вот только что мы смотрели телевизор, и в следующий момент он отключился. И если мне было страшно это наблюдать, я не могла представить, что чувствовал сам Зак.

Как только Джесси узнал, что я не сплю, стал каждый час присылать мне сообщения. В них просто сообщалось, что Зак все еще спит, но мне все равно было это важно.

Впервые за долгое время я пропустила утреннюю пробежку. Мое тело было слишком измучено, чтобы оценить необходимость физических упражнений, особенно в четыре утра. Мы начали наш почти десятичасовой переезд в пять — Джесси сказал, что охранник помог Заку перебраться в автобус первым, поэтому остальные члены команды не видели, в каком он состоянии, — и к трем часам пополудни мы все еще ехали.

Я сидела на диване с телефоном, периодически проверяя, не пришло ли сообщение от Зака. Джесси сказал, что он проснулся чуть за полдень; еще он сказал, что Зак обычно медлителен после приступа.

— Поиграем в карты? — предложил Коннор.

Коннор сел за стол с колодой карт в руках.

— Конечно, — согласилась я, перелезая через диван.

— У тебя измученный вид, — заметил Коннор.

— Я мало спала прошлой ночью, — сказала я. — Мысли всякие.

— Аминь, сестричка.

Он раздал карты для игры в «пьяницу».

— Я музыку включу, не возражаешь?

— Давай, включай. Нет настроения беседовать.

— У меня тоже.

Коннор поскроллил в телефоне и, в итоге, включил топ-чарты.

Мы добрались до отеля почти в пять — двенадцать часов в автобусе из-за пробок. Нам всем не терпелось покинуть тесный салон автобуса, выйти и размять ноги.

— Как долго мы ехали, — сказала мама, когда автобус въехал в специально отведенный гараж при отеле. — Движение в Нью-Йорке нешуточное.

К счастью, сегодня вечером не было концерта; впрочем, завтра я должна вылететь в Лос-Анджелес к своей команде. И это значит, что на прогулку по городу у меня есть только этот вечер.

— Что будешь делать? — спросил меня Коннор, когда мы заселились в отель.

— Мне нужно найти что-нибудь на память о Нью-Йорк Сити, — ответила я. — Я толком не знаю, где искать.

— Таймс-сквер, — сказал Коннор. — Ты там найдешь всякие недорогие сувениры и осмотришь главную туристическую достопримечательность города.

— Я считаю, что статуя Свободы — это главный туристический объект.

Коннор удивленно приподнял бровь.

— Ты думаешь, что статуя Свободы главнее Таймс-сквера?

— Конечно.

— Нам придется признать, что ты ошибаешься.

— Мы договорились не соглашаться, тупица.

Коннор ухмыльнулся.

— Кроме тех случаев, когда я всегда прав. Можно я с тобой пойду?

— Ты хочешь, чтобы мы поискали что-нибудь для меня вместе?

Он кивнул.

— Еще я собираюсь убедить тебя приобрести какого-нибудь болванчика. Пока не знаю какого, чувствую, что болванчик — это предмет, который обязательно должен быть в коллекции разных пошлых предметов.

Я сообщила маме, куда мы идем, и вскоре мы уже шагали к Таймс-сквер. Я совсем забыла, как утомительно отправляться в путь с Коннором. У него был телохранитель, Эдди, и его останавливали в каждом квартале, чтобы сфотографироваться или взять автограф.

В результате десятиминутную дорогу мы осилили за сорок пять минут.

— Прости, — извинился Коннор, догоняя меня в очередной раз.

Я привыкла держаться в стороне, когда Коннор что-нибудь подписывал. Его поклонники не интересовались мной; они хотели провести миг наедине с Коннором. А я не хотела быть третьим лишним.

— За что? — спросила я.

— За то, что задерживаю тебя.

— Ты меня не задерживаешь, — я покачала головой. — Мне нравится прогулка. Это уж точно гораздо лучше, чем сидеть взаперти в автобусе.

На Таймс-сквер было даже хуже — там были люди, которым можно было заплатить, чтобы сделать фотографию с теми, кто надоел своими просьбами сфотографироваться с Коннором. Было гораздо труднее, чем гулять с Заком.

— Надо было мне шляпу надеть, — сказал Коннор.

Но я-то знала, что он намеренно никогда не прятался от своих поклонников. Были времена, когда я наблюдала, как он делал все возможное, чтобы наверняка с ними встретиться. И хотя стоять без дела и ждать его было утомительно, все же наблюдать шумиху вокруг собственного брата — это очень впечатляющий момент.

Это был тот парень, на которого я кричала за то, что посреди ночи он оставил сиденье унитаза поднятым, и который пытался петь арии из опер в душе. И были люди, готовые жизнь отдать за возможность встретиться с ним, провести рядом с ним хоть пару секунд. Я сама фанатка, и я понимала их, как никто. Коннор зашел в магазин на углу и купил толстовку. Он надел ее и затянул капюшон вокруг лица.

— Ты выглядишь нелепо, — засмеялась я.

— Я смогу пообщаться с кем угодно после того, как мы сделаем то, зачем пришли сюда, — сказал Коннор. — Но сейчас я хочу найти тебе самого лучшего болванчика.

— А кто сказал, что я согласна получить болванчика?

— Я сказал. Я всегда прав, помнишь?

— На все сто ты — заноза в моей заднице.