Нам здесь жить

Все изменилось спустя час после их возвращения из леса. Оказывается, события покатились по предсказанному Петром наихудшему варианту сценария. Началось с того, что бежавший дружинник с перепугу запутался в пояснениях Заряницы насчет дороги, свернул в противоположную сторону и поутру нос к носу столкнулся с тверской погоней. Кто он такой — было ясно без слов, да и Демьян в надежде, что ему сохранят жизнь, откровенно рассказал обо всем, в том числе и о том, кто указал московскому князю путь к спасению.

Прибыв в деревню, первенец князя Михаила княжич Дмитрий, возглавлявший погоню за Юрием, недолго думая, велел разобраться с иудой, показавшей дорогу московскому князю, на месте. Улана, хотевшего рассказать, как все происходило на самом деле, он и слушать не пожелал. Только и буркнул: «Заткнуть рот татарской собаке», а дружинники и рады стараться — мигом засунули ему в рот кляп.

Досталось и Петру, вступившемуся за друга. Кулак у дородного мужика с длинными вислыми усами, оказался увесистым, вложил он в удар всю душу, так что отлетевший от него как футбольный мяч Сангре, вдобавок приложившийся затылком о бревенчатую стену избы, на минуту потерял сознание.

Когда Петр пришел в себя, перед ним открылась безрадостная картина — к тому времени Улана успели подтащить к небольшой сосне, росшей на околице деревеньки, а один из дружинников успел вскарабкаться на дерево, деловито привязывая к одной из нижних ветвей веревку…

Глава 10. Божий суд

Времени оставалось всего ничего и терять его понапрасну Петр не стал. Вскочив на ноги, он вновь ринулся на выручку Улана. Дружинников, пытающихся его остановить, он яростно раскидывал в стороны — кого подножкой, кого подсечкой, кого ловким броском. Последние же два метра, отделявшие его от княжича, Петр преодолел в отчаянном прыжке, успев обхватить руками ноги Дмитрия. Плюнув на свою гордость, он не стал подниматься, а то еще оттащат от княжича, не дав сказать ни слова. Инстинктивно рассчитывая на его молодость, каковая, как известно, горяча, но отходчива, отчаянно завопил:

— Не милости прошу, но справедливости!

Дмитрий и впрямь выглядел молодо, под носом да на подбородке не борода с усами — пух курчавился, но уж больно зол он был из-за неудавшейся погони. Широкие черные брови мрачно хмурились, из темно-синих глаз чуть ли не искры летели.

— По ней и сужу, — сурово отрезал он и многозначительно кивнул на спущенную к тому времени вниз веревку с петлей. — Вон она, дожидается наворопника московитского[11]. Верно, Иван Акинфич? — повернулся он к тому самому вислоусому мужику, недавно приложившемуся тяжелым кулаком по скуле Сангре.

— Он же по неведению дорогу-то показывал, согласно святому евангелию! Помоги ближнему своему и все такое! — возмутился Петр и, не выдержав, вскочил на ноги. О том, что он погорячился, Сангре узнал спустя всего пару секунд, когда оказался схваченным сзади за руки. Но этого его не смутило. Он и вырываться не стал, не до того, торопился поскорее выпалить побольше доводов в защиту друга. — Выходит, в святых книгах одно пишут, а ты иное повелеваешь?! И как быть?!

— С каких пор магометяне по евангелию поступать стали, — хмуро проворчал Иван Акинфич. — Верно ты, Дмитрий Михалыч, рассудил, вздернуть татарина и вся недолга…

— Да какой он татарин-то?! — торопливо перебил Петр. — Он самый настоящий калмык. И в аллаха не верит, потому как буддист! Ему по вере всем положено помогать, вот и… помог, — он сокрушенно вздохнул и напомнил: — Но по незнанию. Зато когда узнал, кто они такие, вмиг в бой кинулся промах свой исправлять. Ну, не смог в одиночку всех задержать, но дрался-то отчаянно — одного в плен взял, а второго вообще завалил. За это, между прочим, награда полагается.

— Ну ты и наглец! — развеселился от таких слов Сангре княжич. — Может, ему еще и боярство пожаловать?

— Али серебром с ног до головы осыпать? — угодливо добавил Иван Акинфич. — Так я мыслю, с него и тех гривен довольно, кои он от московского князя за свое иудство получил. За таковское щадить…

— Да ничего он не получал! — отчаянно завопил Петр. — Я ж говорю — поступил по незнанию и по не-ве-де-ни-ю, — произнес он по складам. — А ты, Дмитрий Михалыч, лучше вспомни, чему святые книги учат. А у Екклезиаста-проповедника прямо сказано: «Не будь духом твоим поспешен на гнев, потому что гнев гнездится в сердце глупых». Да к тому ж кто знает-то, возможно, москвичи и сами дорогу бы нашли, без его помощи! А тогда вы нипочем за ними не успели бы — вон на сколько отстали.

При этих словах Дмитрий вновь насупился и почему-то с безмолвным упреком во взгляде оглянулся на Ивана Акинфича, недовольно крякнувшего и зачем-то начавшего теребить конскую уздечку. Петр, воспользовавшись этой паузой, продолжил, торопясь сказать самое главное:

— И не надо нам ничего — ни боярства, ни гривен, хотя мой побратим их и заслуживает. Ты, Дмитрий Михайлович, просто сочти все его заслуги и прегрешения и раздели. Оно ведь как: если за одно — награда, а за другое — кара, то вместе получается…