Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся)

Тело в норме; отравлено только сознание. Иду по тёмным улицам. Изучаю своё восприятие. Какое удовольствие в этом? Добровольно лишить себя осознанности… Да, чувства необычные, но тупиковые. Они ни к чему не ведут. Они не самостоятельны – образованы от чувств истинных; сами по себе малоценны. Возникшее от искажений неизменно оказывается ложным. Истина – в исходнике. Если бы наркотик выдавал что-то новое – разговор был бы иной, однако он лишь искажает старое…

Прохлада ласкает. Идём с Олей за руку. Не замечаю, как приблизились к дороге. Слишком увлечён своими чувствами.

В темноте перед нами остановился мотоциклист. Я вздёрнулся. Нужно бежать! Куда? Страх – мгновенный. Прошёл. Слушаю. Мотоциклист предложил золотую цепочку. Безумие. Ночная торговля?

Пришли на остановку. Ждать ещё полчаса.

Блуждаю в оттенках серого. Сознание утомляется. Во мне по инерции шумят песни Джонни Кэша. По вискам ударяет басовая струна. Не люблю музыку. Прав я был, записав, что она опустошает сознание.

Рукой мну себе щёку, дёргаю губой, покачиваюсь, жму пальцы на ногах, напрягаю ягодицы, вдавливаю в себя челюсть… Останавливаю эти движения – одно за другим, но они сменяются новыми. Усталость.

Вошли в автобус. Спальные места. Сидячих нет. Красный свет. Красный смех. Безумие. Все места – парные. Одиночки спят с незнакомцами. Колотится сердце. Заходится, заливается, надрывается. Скорее уснуть.

Всё тянется слишком долго и в то же время оканчивается излишне быстро. Не могу вспомнить, как добрались мы от дома до остановки. Как Оля по темну нашла автобус? Завтра спрошу. Щёлкает челюсть. Задёрнули штору. Кровать тесная. Не вытянуться. Я тут даже один не уместился бы с удобством. На потолке, по окну – тараканы. Тошнота. Скребу себе грудь. Не могу остановить это. Шумы. Люди. Голоса. Всё. Слабость. Не могу противиться. Боюсь заговорить вслух. Давлю кулаки, от них – пульсация по телу. Ненависть. Броситься на тех парней. Злость. Хочу сжать кожу на их теле, рвануть так, чтобы мясо мокрое в пальцах своих ощутить…

Сердце колотится. Дышу водой. Внутри всё белое, выглаженное. Из груди моей вырывают одну за другой белые простыни.

Раскрываю рот шире – чтобы дышать, но вспоминаю про тараканов; закрываю; вновь раскрываю; тараканы – закрываю. И так без остановки. Мы уже едем. Стоим? Или мы не останавливались?

Не могу уснуть. Голова пульсирует. Чёртовы… Проклятые… Устал. Устал. Нет! Сознание твёрдое. Я могу перебороть. Это как похоть. Или нет. Как жажда. Как голод. Что? Трясёт. Трясёт. Трясёт в автобусе так, что невозможно лечь. Не могу вытянуть ноги. Колени раскачивает из стороны в сторону; выбрасывает к Оле, к занавеске. Так не уснуть. И пульсация. Шум колёс. Они подо мной. Я на колесе. Тихо! Мысли, мысли. Их много. Их тысячи; и все разом шумят, бросаются, кидаются, мельтешат. Хватаю одну, она в тысячи рассыпается. Непрестанное движение в сознании. Нужно успокоиться. Сосредоточиться на чём-то. Замереть… Нужно читать!

Хватаюсь за рюкзачок; Оля не забыла взять его в автобус; спасибо ей. Там должно быть что-то… Да! Индийские мифы в пересказе Нарайана. Включаю лампу. Оля не спит. Не могу сейчас думать о ней… Начинаю читать.

Борюсь. Заставляю. Напрягаюсь.

Читаю первую строку не меньше десяти раз. И так – каждую строку. Прочитал абзац. И начал с начала. Не могу сконцентрироваться. За строками – пустота. Кажется, что вижу дно страницы. Пустое это. Напрасное. Мелкое. Плачу. Забрызгал книгу. Боюсь, что состояние это не прекратится. Теперь – навсегда… Нет! Не может быть. Чёртовы… Так! Тихо. Сосредоточься. Можешь. Должен. «Всё на свете я смею. Усмехаюсь врагу. Потому что умею. Потому что могу». От строк этих окаменел. Предчувствую трезвость. «Я сибирской породы. Ел я хлеб с черемшой. И мальчишкой паромы таскал как большой. Раздавалась команда. Шёл паром по Оке. От стального каната руки были в огне. До десятого пота гнулся я под кулём. Я косою работал, колуном и кайлом. Не боюсь я обиды, не боюсь я тоски. Мои руки обиты и сильны, как тиски!»

Твердил я слова эти и так окреп.

Продолжил Нарайана. Сознание срывалось; тяжко было.

Быть может, действие наркотика само собой к минутам этим ослабло, но верю, что это я ослабил его – волей своей.

Иначе слышались сейчас мифы индийские. Много случилось от них мыслей. Так много, что не совладал я с жаждой письма; как котёл перекипевший водой плюёт на костёр, так и мысли мои из головы плескались – сами в формулировки письменные укладывались. Мозговая поллюция… Я достал из рюкзачка блокнот (Дневник был в багажном отделении), записи начал (для них, в предвосхищение, и составил я сейчас эти вступительные слова). Сознание моё крепло в логичности фраз, абзацев. Записал я в ту ночь следующее.]

Итак… Итак, руки трясутся. Писать неудобно. Затекают. Затекая, пульсируют ещё больше…