Если сигнал тревоги звучал во время еды, правила были просты: немедленно вскакивать и бежать к орудиям, не забыв захватить с собой противогаз и каску, которую надевали на бегу. Практически все девушки использовали противогазные сумки для хранения косметических принадлежностей. Их часть располагалась на юге Лондона, в районе бывшего Хрустального дворца. Вечерние и ночные налеты были обычным делом. Но чтобы днем, да еще во время ланча – такое случилось впервые. Пока девушки бежали к орудиям, началась бомбардировка. Орудийные расчеты не могли стрелять наугад. Нужно было как можно быстрее добраться до закрепленного за тобой орудия. Бежать туда, не думая ни о чем. Барти вперилась глазами в постройки, стоявшие посередине зенитного парка, и устремилась туда. Она всегда бегала очень быстро, а в тот день это спасло ей жизнь. Постройки были со всех сторон обложены мешками с песком и замаскированы пластами торфа. Все это создавало ощущение безопасности. Барти сама не знала, что́ заставило ее оглянуться. На дорожке, где она совсем недавно пробегала, виднелись свежие воронки. Над ними клубилась пыль.
– Ну дают, – пытаясь улыбнуться, пробормотала Парфитт. – Почти рядом. Пора за работу.
Непросто было следить за показаниями приборов, когда над тобой гудят самолеты. Тут недолго и ориентацию потерять, а от разноголосого шума и грохота разрывов забыть, где сейчас находится самолет, за которым ты следишь. Наблюдателю требовалось полностью отключиться от всего, что вокруг, и сообщать зенитному расчету столь нужные им данные. Бывали случаи, когда Барти видела в окуляр, как самолет открывает бомбовые люки. В такие моменты ей требовалось все свое самообладание, чтобы продолжить наблюдение, а не задрать голову к небу и не начать смотреть, куда полетят бомбы.
В тот день немцы с особым упорством вели бомбардировку. Их целью был большой склад амуниции в предместье Лондона. И откуда они узнали о существовании этого склада? Кто-то подал им сигнал, запустив в небо большой воздушный шар, и вражеские самолеты устремились к нему. Барти усилием воли заставила себя вернуться к наблюдениям. Сейчас ее задача не увязать в размышлениях, а заниматься делом. Зенитный расчет ждал от нее данных о высоте, на которой двигался самолет. Парфитт должна была сообщать зенитчикам скорость и направление ветра. Сведения передавались самым древнейшим способом, известным человеку, – криком. От этих сведений зависел успех стрельбы, а потому передавать их нужно было быстро. Во время налетов Барти редко испытывала страх. Но сегодня, вспоминая пыль, клубящуюся над дорожкой, она испугалась. Чуть-чуть.
Роман Барти с Джоном Маннингсом перерос рамки случайного увлечения. Этот человек нравился ей все больше. Мягкий, рассудительный, исключительно приятный собеседник. Ее удивляло, до чего же много у них общего. Несмотря на старомодность манер, Джон разделял взгляды Барти на политику, на право женщин строить карьеру и занимать надлежащее место в мире. И конечно же, ей нравилось его обаяние. Темноволосый, темноглазый, он удивительным образом располагал к себе. Барти импонировал его ровный, доброжелательный и оптимистичный характер. Казалось, его ничто не пугало и не раздражало. Во всем, что он делал и говорил, ощущалось спокойствие, которое притягивало Барти. Он достаточно рано и с обезоруживающей честностью признался, что женщин в его жизни было очень мало.
– В чем причина? – улыбаясь, переспросил он. – Эти женщины мне нравились, но ни одна из них не нравилась настолько, чтобы строить более или менее серьезные отношения. А без этого… мне становилось жаль времени на пустопорожнюю болтовню. Словом, я не видел смысла.
Сказанное настолько перекликалось со взглядами Барти, что она наклонилась и поцеловала его.
Вероятно, судьба была заинтересована в развитии их отношений. Через какое-то время подразделение Барти передислоцировали в Лондон. Туда же перевели и часть, где служил Джон. В дальнейшем его ждала отправка за границу, причем это могло случиться довольно скоро. Пока же лейтенант Маннингс проходил обучение вместе со своим полком и иногда получал увольнительные.
Армейская жизнь больше не тяготила Джона. Наоборот, она ему начинала нравиться.
– Раньше мои сослуживцы считали, что я терпеть не могу армию. Поначалу так оно и было. Но сейчас со мной происходит какая-то удивительная перемена. Я вдруг начал понимать всю волнующую сторону армейской жизни. Она каждый день бросает мне вызов. Я теперь гораздо лучше понимаю обоих своих братьев-офицеров, да и солдат тоже. Мне нравится сам дух армии: простой и искренний.
Барти призналась, что испытывает к службе такие же чувства, еще раз удивившись, насколько совпадают их взгляды и ощущения.