Наполеон Бонапарт

¹)

Pelet de la Loz`ere, 63, 64 (О психологическом различии англичанина и француза). — M-me de-R'emusat,

I, 273, 392: «Вы, французы, ничего не умеете хотеть серьезно, кроме, пожалуй, равенства. Да и от него отреклись бы охотно, если бы каждый мог льстить себя надеждой, что станет первым. Нужно дать каждому надежду, что он может возвыситься... Нужно постоянно держать ваше тщеславие в самом напряженном состоянии. Строгость республиканского режима наскучила бы вам смертельно. Что создало революцию? Тщеславие. Чем завершится она? Опять-таки тщеславием. Свобода — это только предлог».—III,

153: «Свобода — это потребность малочисленного класса, привилегированное положение которого обусловлено природными данными, стоящими выше среднего человеческого уровня; подавить ее, поэтому, можно безнаказанно; равенство же, напротив того, нравится народной массе». — Thibaudean, 99: «Какое мне дело до мнения салонных завсегдатаев и всяких болтунов? Я его не слушаю; я признаю только одно мнение — простых крестьян». Его общие определения какого-нибудь положения представляют совершенные образцы самого живописного лаконизма: «Почему я остановился и подписал предварительное соглашение при Леобене? Потому что играл в двадцать один, и мне выпало двадцать». — Его определения характеров поражают своей проникновенной критикой: «У Вольтера Магомет не похож ни на пророка, ни на араба; какой-то враль, похожий на воспитанника политехнической школы».— «Когда г-жа Жанлис хочет определить добродетель, она говорит

37

таком количества, целыми пригоршнями; некоторые из них, касающиеся общества, законов, правительства, Франции и французов, напоминают Монтескье; они пронзают и освещают до глубины внезапным, молниеносным светом; он их не кропает, как ремесленник, они брызжут в нем и сверкают; это творчество его ума, и творчество естественное, непроизвольное и постоянное. Еще более подымает их ценность то, что, помимо совещаний и интимных бесед, он хранит их про себя; он пользуется ими только для мыслительной работы; в прочих условиях он их подчиняет своей цели, которая всегда связана с практическим соображением; обыкновенно он и пишет и говорит совсем другим языком, применяясь к аудитории; он устраняет из своей речи всю ее страстность, все вдохновенные и гениальные порывы, взрывы импровизации и воображения, все ее странности. Он пользуется ими только в тех случаях, когда хочет произвести сильное впечатление на какое-нибудь лицо, которое ему необходимо ослепить, на Пия VII, императора Александра; в этих случаях обычный тон его беседы — ласковая фамильярность, приподнятая, любезная; здесь он себя чувствует на сцене; а на сцене он всегда верен себе, он играет с одинаковым совершенством всякие роли, и трагические, и комические, становясь то грозным, то вкрадчивым и даже добродушным — поочередно. Со своими же генералами, министрами и всякого рода начальниками и директорами, он говорит сжатым, определенным технически-деловым языком; всякий другой мог бы повредить делу. Страстная душа дает себя чувствовать только в отрывистой манере говорить, в силе и повелительной резкости интонации. Для войск и для толпы у него имеются прокламации и воззвания, то есть фразы, бьющие на эффект, полные рассчитанной напыщенности, где приводятся факты упрощенные, подтасованные и умышленно

_______