Напоминание о нем

Они даже молились. Скотти читал молитву. Для меня это стало таким потрясением – сидеть за столом и слушать, как мой парень благодарит бога за пищу, свою семью и меня. Это было настолько нереально, что я не могла закрыть глаз. Я хотела впитать все это, увидеть, как выглядят люди, когда возносят молитву. Мне так хотелось смотреть на эту семью, потому что я не могла поверить тому, что, если выйду замуж за Скотти, эта семья станет моей. Это будут мои родители, я буду помогать готовить еду, научусь благодарить бога за пищу и за Скотти. Я так хотела этого. Всем существом.

Нормальность.

Нечто, с чем я совершенно не знакома.

Я видела, что Грейс приоткрыла глаза в конце молитвы и заметила, что я глазею по сторонам. Я тут же зажмурилась, но в этот момент Скотти сказал «Аминь», и все взяли вилки, но Грейс уже успела составить обо мне мнение, а я была слишком юной и перепуганной, чтобы понять, как можно изменить его.

За ужином было видно, что им трудно смотреть на меня. Не следовало мне надевать ту майку с глубоким вырезом, что я выбрала. Скотти она нравилась. Всю ту трапезу я старалась наклониться пониже над тарелкой, потому что стыдилась себя и всего того, чем не была.

Потом мы со Скотти сидели на террасе за домом. Родители пошли спать, и, едва в окне их спальни погас свет, я облегченно вздохнула. Я все время чувствовала, что меня оценивают.

– Подержи, – сказал Скотти, передавая мне сигарету. – Пойду пописаю. – Он иногда курил. Я не возражала, хотя сама не курила. На улице было темно, и он ушел за угол дома. Я стояла на террасе, облокотившись на перила, и тут его мама вышла из задней двери.

Я выпрямилась и попыталась спрятать сигарету за спину, но она уже все увидела. Она ушла, а потом вернулась через минуту с красной пластиковой кружкой.

– Стряхивай пепел сюда, – сказала она, протягивая ее мне. – У нас нет пепельниц. Никто из нас не курит.

Я была в ужасе и только смогла пробормотать «спасибо» и взять кружку. Она закрыла дверь, и тут же Скотти вернулся за своей сигаретой.

– Твоя мама меня ненавидит, – сказала я, возвращая ему сигарету и кружку.

– Да ничего подобного, – он поцеловал меня в лоб. – Вы с ней еще будете лучшими подругами. – Он затянулся в последний раз, и мы с ним пошли в дом.

Он нес меня вверх на спине, но, когда я увидела все его фотографии, висевшие вдоль лестницы, я заставила его останавливаться перед каждой, чтобы я могла их рассмотреть. Они были такими счастливыми. Его мама на фотографиях смотрела на него точно так же, как и сейчас на него взрослого.

– Ты был такой очаровательный, – сказала я. – Им надо было бы завести троих таких, как ты.

– Они пытались, – ответил он. – Но, судя по всему, и я-то появился на свет чудом. Иначе они бы завели семь или восемь.

И мне стало грустно за Грейс.

Мы вошли в его комнату, и Скотти ссадил меня на кровать. И сказал:

– Ты никогда не рассказывала о своей семье.

– У меня нет семьи.

– А родители?

– Мой отец… он неизвестно где. Ему надоело платить алименты, и он сбежал. А с матерью мы не ладим. Я уже пару лет с ней не общалась.

– Почему?

– Мы плохо сочетаемся.

– Как это? – Скотти растянулся на постели рядом со мной. Казалось, его действительно интересует моя жизнь, и я хотела рассказать ему правду, но не хотела отпугнуть его. Он вырос в таком нормальном доме; я не была уверена, что ему понравится, что я росла совсем не так.

– Я много бывала одна, – сказала я. – Она заботилась, чтобы у меня было что поесть, но я была настолько заброшена, что меня дважды отдавали под опеку в приемные семьи. Но оба раза меня потом возвращали к ней. Она была фиговой, но недостаточно фиговой матерью. Думаю, именно после того, как я побывала в других семьях, я начала понимать, что она не была хорошей мамой. Или даже хорошим человеком. И нам стало действительно трудно вместе. Она как будто считала меня соперницей, а не своей дочерью. Очень утомительно. Когда я от нее съехала, мы какое-то время общались, а потом она перестала мне звонить. Ну и я перестала. И вот мы уже два года не разговаривали.

Я взглянула на Скотти. Он выглядел очень печальным и ничего не сказал, а просто тихо погладил меня по голове. Я спросила:

– Как это бывает, когда у тебя хорошая семья?

– Я не уверен, что до сих понимал, насколько она хорошая, – ответил он.

– Ты все понимал. Ты же любишь своих родителей. И этот дом. Это же видно.

Он ласково улыбнулся.

– Не знаю, как объяснить. Но когда я тут… Это как будто я могу быть настоящим, больше всего самим собой. Я могу плакать. Могу быть в плохом настроении, грустным, счастливым. Все это тут нормально. Я не ощущаю такого больше нигде.

От того, что он описывал, мне стало грустно, что у меня такого никогда не было.

– Я не знаю, как это, – сказала я.

Скотти наклонился и поцеловал меня в лоб.

– Я дам тебе все это, – сказал он. – У нас с тобой когда-нибудь будет свой дом. И ты сама будешь все в нем выбирать. Мы покрасим его так, как ты захочешь. Ты сможешь запирать дверь и пускать туда только тех людей, каких захочешь. И это будет самое уютное место на свете для тебя.

Я улыбнулась.