Напоминание о нем

Что, если это произойдет снова? Я не уверена, что у меня хватит сил попросить его не касаться меня так, как мы, возможно, касались бы друг друга прямо сейчас, если бы я не выдавила из себя «не надо».

Но если дать ход тому, что мы чувствуем, то рано или поздно ему придется выбирать. И он выберет не меня. Я ему не позволю. И буду думать о нем гораздо хуже, если он не выберет Диэм.

А что будет со мной, когда это случится? Я потеряю не только свои шансы на Диэм, но и Леджера тоже.

Я уже потеряла тебя. Это очень тяжело.

Сколько потерь может вынести человек прежде, чем бросит чертово полотенце, Скотти? Потому что я начинаю думать, что тут мне не выиграть.

С любовью,

Кенна

28

Леджер

Диэм крепко держалась за мою шею, я нес ее на закорках через парковку к машине Грейс. Игра в бейсбол закончилась, и Диэм заставила меня нести ее, потому что сказала, что ее ноги насквозь болят.

– Я хочу пойти с тобой на работу, – сказала она.

– Нельзя. Детей не пускают в бар.

– Но я же раньше ходила в твой бар.

– Да, когда он был закрыт, – уточнил я. – Это не считается. А сегодня он будет открыт, и туда придет много народу, и мне будет некогда за тобой смотреть. – Это не говоря о том, что ее мать, о существовании которой она не знает, тоже будет там. – Когда тебе исполнится восемнадцать, ты сможешь прийти работать там у меня.

– Это еще очень, очень, очень долго; ты тогда умрешь.

– Эй, ну-ка, – строго сказала Грейс. – Я гораздо старше Леджера, но даже я не собираюсь умирать, когда тебе будет восемнадцать.

Я пристегнул Диэм в ее сиденье.

– А сколько мне будет лет, когда все умрут? – спросила она.

– Никто не знает, когда он умрет, – сказал я. – Но мы все доживем до старости и состаримся все вместе.

– А сколько мне будет, когда тебе будет двести?

– Смертельно много, – сказал я.

Она раскрыла глаза, и я тут же покачал головой.

– К тому времени мы все умрем. Никто не может прожить двести лет.

– Моей учительнице двести.

– Миссис Бредшоу моложе меня, – отозвалась Грейс с переднего сиденья. – Перестань врать.

Диэм наклонилась вперед и прошептала:

– Миссис Бредшоу правда двести лет.

– Верю. – Я поцеловал ее в макушку. – Сегодня ты отлично играла. Я тебя люблю.

– И я тебя тоже; я хочу с тобой на работу… – Я закрыл дверь до того как Диэм закончила фразу. Обычно я не обрываю ее, но, пока я нес ее по парковке, я получил сообщение от Кенны.

Там было написано только «Пожалуйста, забери меня».

Еще не было четырех часов. Когда я вчера спросил ее, она сказала, что ее не нужно подвозить, так что, получив сообщение, я начал волноваться.

Когда Грейс с Диэм уехали, я уже был в машине. Патрик сегодня не пришел на игру, потому что собирал качели. Я собирался вернуться домой на пару часов посмотреть, как дела, и помочь ему до того, как идти в бар, но сейчас поехал в продуктовый проведать Кенну.

Я пошлю Патрику сообщение, что не смогу подъехать. Мы почти закончили сборку качелей. День рождения Диэм приближался, и это означало, что великий день должен был настать сегодня. Наша свадьба с Леа. Мы собирались на неделю улететь на Гавайи, и я помню, что волновался, успеем ли мы вернуться до дня рождения Диэм.

Это был еще один повод для ссор у нас с Леа. Ей не нравилось, что пятый день рождения Диэм имел для меня такое же значение, как наш медовый месяц.

Я уверен, что Грейс и Патрик охотно согласились бы перенести праздник, но Леа вела себя так, будто день рождения Диэм мешал ей отметить медовый месяц. Причем еще даже до того, как она спросила, не перенесут ли они празднование, и в конце концов это стало для меня одним из первых красных флажков.

После расставания я подарил Леа эту поездку на Гавайи. Я все равно уже за нее заплатил, но не был уверен, что она поедет. Я надеялся, что все-таки поедет, но мы уже три месяца не общались, и я понятия не имел, что сейчас происходит в ее жизни. Не то чтобы я хотел это знать. Так странно – участвовать в чьей-то жизни вплоть до мелочей, а потом вдруг не знать совсем ничего.

А еще странно, когда думаешь, что знаешь кого-то, а потом понимаешь, что, возможно, не знал о нем совсем ничего. У меня так случилось с Леа, и вот теперь я начинал чувствовать это по отношению к Кенне, только наоборот. С Кенной мне казалось, что я с самого начала судил ее слишком строго. А с Леа – что я был к ней слишком снисходителен.

Может быть, мне стоило написать Кенне, что я еду, потому что увидел ее идущей по обочине дороги примерно в полукилометре от магазина. Она шла, опустив голову, и обеими руками держала ремень своей сумки. Я остановился на другой стороне дороги, но она даже не заметила моего грузовика, так что я посигналил ей. Она услыхала гудок, поглядела по сторонам, перешла дорогу и забралась в грузовик.

Когда она закрыла дверь, у нее вырвался тяжелый вздох. От нее пахло яблоками, так же, как прошлым вечером на пороге ее квартиры.

Я готов врезать себе за прошлый вечер.

Она бросила сумку между нами, вытащила из нее конверт и сунула мне.