Напряжение сходится

Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и шаг замедлялся: хотелось задержаться и дослушать рассказ о кусочке чужой судьбы — но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень навесов и натянутых поперек торговых рядов тентов, уверенно раздвигая плечом развешанную в проходах одежду. Однако еще десяток метров — и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар, выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.

Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент прыжка в воду с большой высоты — шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивают техничность исполнения, спокойствие и знание глубины. Любая паника или резкое движение обернутся тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий, закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.

Вывод на финишную прямую прошел штатно: князья прибыли к воротам поместья Еремеевых, не зная друг о друге. Трое в точном намерении разрушить помолвку, четвертый абсолютно равнодушный к исходу дела — идеальная конфигурация, чтобы характер, противоречия, личные отношения и интересы присутствующих сплавились в монолитный состав группы, твердо намеренной добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал появиться общей мысли угробить все дело — никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.

Хотя и разрушать они в общем-то планировали по-разному.

Князь Долгорукий собирался сорвать помолвку обыденно — настроения отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально выполнил бы просьбу Игоря, но навредил мне. Не стоит вспоминать об уступках и одолжениях, оказанных мною ему и его семье — вся благодарность и благородство за те моменты были давно законсервированы в дарственный перстень с гербом Долгоруких, который надо только отдать и попросить что угодно из разумного. После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых подаренных банков и моей дружбы с его внуком.

Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство (которым могло стать уже приветствие, недостаточно вежливое). Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, несмотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений, — потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы напомнить себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича, но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы «случайных» трагических совпадений. Но если жених сам просит явиться на крыльцо невесты, а отец семьи ведет себя безобразно — то кто же в том виноват? Цесаревич не может прикрывать род от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначально злого умысла — так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что Нику он при этом все равно сосватал бы, выполняя свое слово и не обращая внимание на чужое горе и слезы.

Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи, повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема. Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.