Напролом

– Сто девяносто три тысячи фунтов! – тяжело произнес майор, словно заново переживая тогдашний шок. – Куда больше, чем я вложил в общество там было всего двадцать пять тысяч. Конечно, у меня отобрали и это. А продать свою долю было невозможно – не то время. Акции резко упали. Мы метались, не зная, что делать, понимаете? – Он мрачно помолчал, потом продолжал:

– Наш дом уже был заложен. Понимаете, финансовые советники нам всегда говорили, что дом выгоднее заложить, чтобы вложить деньги в акции. Но тогда все акционерные общества были на грани разорения... некоторые так и не оправились.

Его старческое лицо осунулось при одном воспоминании о тогдашних невзгодах. Люси с тревогой взглянула на него и успокаивающе погладила пальцем по руке.

– Ладно, не стоит об этом долго говорить, – сказала она. – Я вам расскажу, что было дальше. Аллардек узнал о наших проблемах и сказал, что его сын Мейнард может нам помочь, потому что он разбирается в финансах. Мы пару раз виделись с Мейнардом – он был весьма обаятелен. И вот он пришел к нам и сказал, что поскольку мы так давно имеем дело с его отцом, он может, если нам нужно, ссудить нам денег. Банк согласился дать нам пятьдесят тысяч под залог наших акций, но все равно оставалось еще сто сорок. Вам не скучно обо всем этом слушать?

– Нет, что вы! – горячо ответил я. – Продолжайте, пожалуйста.

Она вздохнула.

– Через полтора месяца Метавейн должен был участвовать в скачках. Наверно, мы цеплялись за соломинку – мы надеялись, что он выиграет. Нам это было так нужно! Мы не хотели продавать его задешево до того, как он поучаствует в скачках. Если бы он выиграл, он бы стоил куда больше! Поэтому предложение Мейнарда нас буквально ошеломило. Это решало все проблемы! Мы так обрадовались! Мы приняли его чек, и Клемент расплатился с обществом Ллойда.

На губах Люси появилась саркастическая усмешка, но голову она по-прежнему держала высоко.

– А проценты Мейнард взял? – спросил я.

– Очень низкие, – сказал майор. – Всего пять процентов. Мы думали, что это чертовски любезно с его стороны... – На его губах появилась такая же усмешка. – Мы, конечно, знали, что придется нелегко, но были уверены, что со временем снова встанем на ноги. Ну, экономить будем. Продадим кое-что. И постепенно расплатимся с ним, понимаете? Метавейна продадим, когда он выиграет:

– Понятно, – сказал я. – А что было потом?

– Потом примерно месяц ничего не происходило, – сказала Люси. – И вдруг является к нам Мейнард, буквально не в себе, и говорит, что у него для нас две очень плохих новости. Во-первых, ему придется забрать у нас часть денег, которые он одолжил, потому что у него у самого трудности, а во-вторых, его отец просил нам передать, что Метавейн повредил ногу, причем так серьезно, что ветеринар говорит, до конца сезона не оправится. Это был конец сентября. Мы рассчитывали, что в октябре он будет участвовать в скачках. Мы были абсолютно подавлены. Мы ведь дольше не могли себе позволить платить за его содержание до самого марта, пока снова не начнутся скачки. И хуже того: за хромого двухлетка, не участвовавшего в скачках, в конце сезона много не выручишь. Это значило, что мы не сможем продать его даже за те деньги, которые мы за него уплатили.

Она помолчала, вспоминая былое потрясение.

– А дальше? – спросил я. Она вздохнула.

– Мейнард предложил избавить нас от Метавейна.

– Это он так сказал?

– Да. Именно. Он предложил нас от него избавить. И пообещал к тому же сбавить десять тысяч с нашего долга, как будто жеребчик по-прежнему стоит этих денег. Но он сказал, что ему отчаянно нужны деньги, и не могли бы мы сейчас выплатить ему сто тысяч. – Она посмотрела на меня пустыми глазами.

– А мы не могли. Просто не могли, и все. Мы ему все объяснили. Сказали, что можем отдать, только если займем деньги у ростовщика, под чудовищные проценты, и Мейнард сказал, что ни в коем случае этого не допустит. Он все понимал, и был так обаятелен, и выглядел таким озабоченным, что в конце концов мы уже сами принялись его утешать и заверять, что сделаем все, что в человеческих силах, чтобы заплатить ему, как только сможем.

– А потом?

– Потом он сказал, что лучше оформить все это документально, и мы подписали бумаги, передающие ему Метавейна. А он изменил сумму долга со ста сорока на сто тридцать тысяч, и мы подписали банковский ордер на ежемесячные выплаты. Это, конечно, было очень тяжело, но это казалось лучшим, что можно сделать.

– Вы отдали ему Метавейна без всяких условий? – спросил я. – Например, убавить сумму долга, если с конем будет все в порядке?

Люси устало покачала головой.

– Да нет, мы не думали об условиях. Кто думает об условиях, когда лошадь хромает?

– Мейнард сказал, что ему придется повысить проценты до десяти, сказал майор. – Он очень извинялся, говорил, что ему неловко...

– Возможно, ему и в самом деле было неловко, – заметил я. Люси кивнула.