Когда начат делаться большой Ладожский канал, то монарх, нередко приезжая сам для надзирания за работами оного, обыкновенно останавливался в Старой Ладоге у знаемого им тамошнего купца Барсукова, которого, за расторопность более ещё полюбя, и удостоя его назвать братом, поручил в особое его надзирание одну дистанцию канальной работы и по его же выбору переселение купцов из Старой в Новую Ладогу.
Снисходительнейший государь, имея в доме сего Барсукова для приезду своего особую комнату, всякой раз, когда случалось ему приезжать в сию квартиру свою ночью, останавливался у ворот, приказывал наведываться, не спит ли хозяин, и буде спал, то вхажинал на двор, сколько возможно тише, дабы не разбудить его, и Барсуков не прежде узнавал прибытие императора, как уже поутру. Когда же он приносил пред его величеством в том, что не встретил его, извинение, тогда ответствовал на оное великодушный государь:
– Я не люблю, когда меня кто разбудит, так должен судить по себе, что неприятно, когда кто разбудит и другого; так зачем же мне без нужды беспокоить тебя?
Купец сей имел жену молодую красавицу, весёлого и живого свойства, и не меньше умную, и добродетельную. А таковые достоинства и не могли не полюбиться монарху, истинному ценителю дарований. Сия красавица умела притом угождать ему и своей стряпни кушаньем, а паче щами. Частое же его посещение дому их, милостивое и бесчиновное его с ними обращение оживляли более ещё приятности красавицыны смелыми и вольными её поступками, смешанными с разумными её шутками. И монарх, удостоя мужа названия братом, называл и её невесткою.
В один из сих приездов его величества к ним не было хозяина в доме, и государь, поелику случился оный в глубокую полночь, прошёл без шуму же в свою комнату. Хозяйка, узнав о прибытии монаршем поутру, пришла к нему, когда не было ещё у него никого, и поздравя его с прибытием, спрашивала, что угодно ему приказать приготовить покушать.
Великий государь, разговаривая с нею с удовольствием наедине, или хотел испытать добродетель её, или, в самом деле пленяся её приятностями, сделал ей любовное предложение. Но он удивился, когда красавица сия, вдруг переменя приятный и весёлый вид в суровый, с грубостию отвергла предложение его, сказав, что она никак не воображала, чтоб государь, который должен собою подавать пример добродетели подданным, мог сделать толь порочное предложение.
– Разве потому, – примолвила она, – назвали вы мужа моего братом, чтоб отнять честь у жены его?
Монарх, поражённый толикою добродетелью купеческой сей жены, оправяся, так сказать, сказал ей:
– Спасибо, невестка, что ты такова. Я хотел только испытать твою добродетель и честность, и с удовольствием вижу, что не обманулся в тебе. Я хвалю тебя за то и более ещё любить обоих вас буду.
И действительно, от сего времени великий государь обращался с нею с особенною ласкою и с некоторым родом почтения.
Один приятель, слышавший от Барсукова, сообщил мне оное.
Пётр Великий исправляет свою вину
Троицкого собора священник, коих он каждого знал по имени, просил его величество сделать ему милость восприятием от купели новорождённого сына его.
Великий государь, снисходя на сию просьбу, обещал придти к нему в дом на другой день после обеда, назнача и час тому. Священник спросил, кого благоволить назначить кумою.
– Какую ты изберёшь из твоих родственниц, – отвечал государь.
Священник ко дню тому заготовился к принятию такового кума, но монарх, сверх обыкновения своего, занявшись случившимися на тот день важными делами, забыл данное слово своё и не прежде вспомнил об оном, как уже лёгши опочивать. Сколько же ему забытие слова было чувствительно, то покажет особенно сей анекдот.
– Ах, – сказал он великой супруге своей, – я забыл данное мною слово попу. В каком должен он и весь дом его быть беспокойстве, ждав меня толь долго! И, чаю, по сей ещё час ждут меня!
И хотя был уже одиннадцатый час вечера, и время настояло осеннее и ненастное, однако ж, он, тот же час вставши, потребовал одеться, а между тем велел сыскать перевозное чрез Неву судно. Найдена верейка, и монарх с дневальным деньщиком своим г. Татищевым, переехав на ней Неву, пришёл к дому священника. Но сей, не ожидавши уже монарха так поздно, отпустя куму, лёг спать. На стук у ворот отперли оные. Можно себе представить изумление хозяина, узнавшего о приходе монарха: он едва мог встретить его величество в дверях уже спальни своея. Но великий государь, не допуская его до изъяснения, просил простить себя, что наделал ему столько беспокойства.
– Я, – продолжал государь, – за суетами забыл, что обещал быть к тебе. И здесь ли ещё кума?
А, узнавши, что она уже уехала, велел послать за нею, сказав: