Народы и личности в истории. Том 3

С интересом читал рассказы Э. По и художник Делакруа, находя в его необычайных или сверхчеловеческих концепциях некую фантастическую привлекательность, свойственную, по его, да и общему мнению, северным или каким-то там иным натурам, но совершенно чуждую французской природе. «Эти люди, – пишет он, – нравятся другу другу только тем, что в них есть сверхъестественного или неестественного. Мы ж, французы, не умеем до такой степени терять равновесие, разум должен быть на страже всех наших блужданий. Лишь в крайнем случае я допускаю такого рода распущенную манеру, но у него все рассказы написаны в том же духе. Уверен, что нет ни одного немца, который бы среди всего этого не чувствовал себя как дома»[316]

Вдумываясь в смысл его странных образов, понимаешь, что он, возможно, более чем кто-либо обладал уникальной способностью – увидеть истинный лик Америки. Ее демонический символ предстает перед нами то в образе могучей Науки, этого «дитя Седых Времен», то в образе Убийцы с улицы Морг, то в образе Вечного Жида, спешащего по улицам нью-йоркских кварталов, то в облике Красной смерти, поражающей пирующих «в забрызганных кровью» залах, то в образе дома Ашеров, что вот-вот рухнет при блеске молний и кроваво-красном свете луны от страшной трещины, что роковым зигзагом уже пересекла фасад американской цивилизации.

В числе духовных учителей человечества я назову Джека Лондона (1876–1916). Выходец из рабочей среды, сам он скажет о себе, что с 8 лет «прилежно работал», а в 15 лет «был уже взрослым». Он обошел всю Америку, от Калифорнии до Бостона, вернувшись к побережью Тихого океана через Канаду. И куда только судьба не забрасывала писателя: был матросом, грузчиком, золотоискателем, контрабандистом, бродягой. Очутился однажды даже «на дне, в бездне, на свалке цивилизации». Такова полная испытаний и приключений жизнь этой Rara avis («редкой птицы») американской литературы.[317]

Художник, Великий Мечтатель, Правдолюбец, Романтик… Он, подобно Мессии, пришел в американскую литературу, дабы очистить ее от «бесхребетных слюнтяев» и литературных «евнухов». Ранее у нас много писали о социалистическом облике писателя. Действительно, в его творчестве отчетливо слышны социальные нотки… Но, как Лондон однажды заметил, он «стал социалистом примерно таким же путем, каким язычники-тевтоны стали христианами, – социализм в меня вколотили». Согласитесь, как бы вы ни относились к данной идее, в любом случае это не лучший способ воспитывать в душах твердые идеологические убеждения. Мы видим в нем великого художника (а вовсе не «пролетария», как утверждал Горький). Но мне в тысячу раз ближе и роднее труженик, чем скоты, гордо именующие себя демократическими писаками. Равнодушные к горестям людским, такие литераторы (а такие есть в России) хуже трупных червей… Но Лондона никак не назовешь равнодушным. В рассказе «Отступник» им нарисован образ мальчугана из бедных, что родился прямо в ткацком цеху. Он с детства прикован к безжалостной машине, как раб. Школа для него недостижима. Вымотанный системой, вынуждающей его совершать 25 миллионов движений в год, он даже ходит «не как человек и не был похож на человека».[318] И таких юношей немало в США.

В автобиографичном романе «Мартин Иден» описан и культурный багаж Лондона. Среди книг, прочитанных героем – Платон, Мор, Суинберн, Браунинг, Юм, Локк, Беркли, Рикардо, Смит, Дж. Милль, Вагнер, Спенсер, Джефферсон, Линкольн, Китс, Ницше, Блаватская и другие. К культуре так называемого образованного общества герой отнесся явно негативно. Лондон обвиняет их в невежестве. Где эти напыщенные индюки подрастеряли свои знания?! Ведь было время, они чему-то учились, читали хорошие книги. Почему же те их так ничему и не научили? Что за образование получили они в хваленых университетах! «Раньше он по глупости воображал, что каждый хорошо одетый человек, не принадлежавший к рабочему сословию, обладает тонким умом и чувством прекрасного. Крахмальный воротничок казался ему признаком культуры, и он не знал, что университетский диплом и истинное образование далеко не одно и то же».[319]